Волков А., Кречетова А. Российские писатели - Нобелевские лауреаты

 

Иван Бунин — певец русского оскудения

Ивану Алексеевичу Бунину (1870— 1853) судьба предначертала оказаться певцом эпохи начала российского оскудения. Бунин не стремился, в отличие, скажем, от Чехова, Горького, критиковать недостатки людей и общества в целом. Но процесс начавшегося некоего духовного опустошения России прослеживается в бунинских произведениях достаточно отчетливо. Стоит ли удивляться этому? Многие отпрыски русских дворянских семей, воспитанные по старинке, жили, подобно Онегину, — «без цели, без трудов», закладывали имения, и дальше, насколько позволяли средства — либо окунались в светские развлечения, либо затворялись в деревне.

Многие бунинские герои так или иначе повторяют духовный облик Арсеньева. Они ни к чему никого не призывают и даже, кажется, никуда не идут. Их внутренняя жизнь не богата событиями. Созерцание разрушения старинных усадеб, размышления о смысле жизни, поиски себя — и все это вдруг обрывается с началом революционной бури — сменяясь у Бунина резкой критикой нового уклада навсегда оставленной писателем родины. Следует признать, что не всё, оставленное в прошлом, для Бунина безусловно ценно и хорошо - взять хотя бы ту же повесть «Деревня». Но прошлое России, по его мнению, однозначно лучше ее настоящего.

Читая Бунина, мы невольно задумываемся: а не было ли вины самих людей, покинувших Россию в надвигавшейся гибели страны? Как бы то ни было, этот художник весьма точно отразил процесс трагического нравственного разрушения и духов - ного обеднения общества в переломный период революции и гражданской войны.


Борис Пастернак: «бодался теленок с дубом»

Шестьдесят пять лет назад, в 1958 году, Нобелевская премия по литературе была присуждена Борису Леонидовичу Пастернаку (1890—1960). Однако само известие об этой награде стало сигналом к настоящей травле великого русского поэта и прозаика.
В 1918 году, наблюдая за революцией, философ Н. А. Бердяев увидел вдруг давно знакомое гоголевское забвение важнейших культурных кодов, отвержение самих основ бытия, разрушение человеческого в человеке - все это рождало некую фантасмагорию, где построение нового оборачивалось отказом от тех важнейших нравственных ценностей, которые цивилизация вырабатывала веками.

Творчество Н.В. Гоголя вовсе не ограничивается «Ревизором» и «Мертвыми душами», к образам которых апеллировал Бердяев. Была у Николая Васильевича и сказочная повестушка о том, как духи зла, собравшись вместе, преследуют одного-единственно- го человека. Повесть звалась «Вий».

Через сто с лишним лет после ее публикации в положении философа Хомы Брута оказался вдруг великий русский писатель Борис Леонидович Пастернак, только что, 23 октября 1958 года, награжденный Нобелевской премией по литературе. Премия была присуждена ему «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение благородных традиций великой русской прозы».

Во второй половине 1950-х годов к СССР на Западе было вполне теплое отношение. За несколько месяцев до решения Нобелевского комитета, 18 мая 1958 года, фильм М. К. Калатозова «Летят журавли» удостоился высшей кинонаграды - «Золотой Пальмовой ветви» Каннского фестиваля. На первой крупной послевоенной Всемирной выставке в Брюсселе, проходившей с 17 апреля по 19 октября 1958 года, где были представлены достижения науки и техники со всего мира, советская экспозиция была удостоена Гран-При. Почти одновременно с Пастернаком Нобелевскую премию по физике получили сразу три советских ученых - И. Е. Тамм, И. М. Франк и П. А. Черенков. Двумя годами ранее Нобелевскую премию получил советский химик Н. Н. Семенов. Тем неожиданнее для Нобелевского комитета оказалась реакция советских властей на этот раз.

В СССР, впрочем, ждали в тот год высшей литературной награды - но М. А. Шолохову. В первый момент после радостного известия наступила страшная тишина. Затем, среди тишины, стало твориться что-то ужасное, словно «с треском лопнула железная крышка гроба и поднялся мертвец» (Гоголь). Стали дружно рапортовать газеты и понеслись заклинания: «Провокационная вылазка международной реакции» («Литературная газета»), «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка» («Правда»).

Забытые ныне виднейшие писатели сохранились схолиями в летописи жизни Б. Н. Пастернака. 31 октября они провели знаменитое общемосковское писательское собрание, на котором «судили» поэта. «В течение сорока лет скрытый враг, преисполненный ненавистью и злобой, жил среди нас, и мы делили с ним наш хлеб» (С. С. Смирнов). «Он ярчайший образец космополита в нашей среде!» (Л. И. Ошанин) «Иди, получай там свои тридцать сребреников! Ты нам сегодня здесь не нужен» (К. Л. Зелинский). «Дурную траву — вон с поля!» (А. И. Безыменский) «Пастернак по существу, на мой взгляд, это — литературный Власов. Генерала Власова советский суд расстрелял!» (Б. Н. Полевой).

Каждый монолог завершался аплодисментами, но они звучали, как «страшный шум от крыл и от царапанья когтей» (Гоголь). Впрочем, писатели решили не расстреливать поэта, а ограничиться изгнанием его из страны. С этой просьбой они, по предложению поэтессы В. М. Инбер, обратились к правительству.
После писательского «суда чести» настал следующий день, день читательского «суда чести». «Всё летало и носилось, ища повсюду» (Гоголь) поэта, и в этой кутерьме честь окончательно истрепалась и обесчестилась.

Итак, пошла писать губерния. Письма падали в газеты, как листья наземь в октябре. «Имя Пастернака знакомо нам лишь понаслышке. [...] Таким, как он, нет и не может быть места среди советских литераторов!» (Письмо нефтяника Р. Касимова, «Литературная газета», 1 ноября 1958).
Подобные подборки писем, очевидно, подготовленных литсотрудни- ками, появились в те ноябрьские дни во многих газетах.

5 ноября, устав от травли, Б. Н. Пастернак отказался от Нобелевской премии. Но время легко сочлось с ним славой: при жизни — в узком кругу друзей, а после смерти — во всем мире и, конечно, в России.


Судьба человека - судьба писателя: Михаил Шолохов

Донскому казаку Михаилу Александровичу Шолохову (1905—1984), несомненно, было откуда черпать материал для будущих книг. Само детство писателя, история его семьи и родственников жены наполнена драмами и трагедиями, где за право быть с любимым человеком приходилось платить благополучием и покоем. Как известно, мать будущего литератора была отдана барыней замуж против воли в семью атамана Кузнецова. И лишь спустя годы смогла обрести счастье с любимым человеком, настоящим отцом ее ребенка. Ну а история женитьбы самого писателя! Невесту он взял также из атаманской семьи — но сватался к младшей, а отец, как известно, выдал за него старшую. Хотя, вместе с тем, на удивление, этот брак оказался замечательно крепким и счастливым.

В революцию и гражданскую войну литератор оставался в гуще событий — чего не скажешь, к примеру, о Пастернаке, который безуспешно стремился дистанцироваться от политики. Но. годы мелькали — и ставший прижизненным классиком автор «Донских рассказов», хотя и был непременным участником всех значимых литературных мероприятий в СССР, уже вряд ли мог называться героем нового времени. Да, в школах изучались его произведения, по ним ставились фильмы, сам Шолохов, живший в прекрасном доме в Вешенской, старался всем активно помогать — но время неумолимо летело, методы коллективизации все больше ставились под сомнение — и вот фигура автора «Поднятой целины» постепенно стала уходить в тень.
Надо признать, что из всех российских писателей судьба Шолохова сложилась, пожалуй, наиболее благополучно. Жизненная судьба... Но - судьбы жизненная и литературная не всегда складываются одинаково успешно. Не всегда - или даже никогда.


Александр Солженицын: «поверх барьеров»

В ХХ веке революции были обильны, как июльские дожди, и с ними так же щедро, как водица, лилась кровь.
В противовес разрушительной буре революций все больший интерес у политиков начали вызывать перемены, совершающиеся мирным путем.
Александр Солженицын предложил свой путь, единственно возможный в тогдашних советских условиях. Он был легче и доступнее «гражданского неповиновения по Ганди» (Солженицын). Следовало «ни в чем не поддерживать лжи сознательно!» Это была та «теория малых дел», которую когда-то отвергли большевики, гнавшиеся за призраком власти. Но ведь малые песчинки, носимые ветром, исподволь стачивают целые скалы, тогда как эскадрилья крупных самолетов, направившись на те же скалы, разобьется и погибнет, не причинив камню вреда. Вот и то, что предлагал Солженицын в воззвании «Жить не по лжи!» (1972—1973), должно было непрестанно обтачивать и шлифовать Советское государство, меняя его. Биться же с ним настырно, как теленок бодается с дубом, было безвыходно.

Солженицын призывал писателей не писать и не публиковать ни единой фразы, «искривляющей» правду. Учителей и воспитателей - не произносить лживых сентенций, а актеров - уклоняться от игры в лживых спектаклях. Художникам и скульпторам следовало не увековечивать лживое величие политических деятелей, а композиторам не прославлять их в музыке и песнях. Пришла пора, призывал Солженицын, для каждого стать «честным человеком, достойным уважения и детей своих и современников».

Если кому-то и покажутся эти чисто советские методы ненасильственного сопротивления пустячными, бесполезными, то эти скептики правы только, пока к этим методам прибегают немногие.

А. И. Солженицын начал писать воззвание «Жить не по лжи!» в 1972 году и закончил его в конце августа 1973 года. Текст был помещен в несколько тайников. Его следовало немедленно опубликовать, как только писатель будет арестован. Давно ожидаемое свершилось 12 февраля 1974 года. В этот день Солженицына задержали в Москве, и на следующий день его воззвание появилось в самиздате, помеченное датой ареста. В ночь с 12 на 13 февраля текст был также передан иностранным корреспондентам. Уже 18 февраля его опубликовала лондонская газета «Daily Express». В том же 1974 году «Жить не по лжи!» появилось на страницах русских эмигрантских газет («Новое русское слово», «Русская мысль») и журналов («Посев», «Вестник РСХД»).

Не прошло и двух десятилетий, как рухнула громада Советского государства. 17 сентября 1991 года Генеральный прокурор СССР объявил о прекращении дела по статье 64 УК РСФСР («измена родине»), возбужденного в 1974 году, за отсутствием состава преступления. 25 мая 1994 года Солженицын с женой и сыном Степаном вылетели из США в Россию.

Вместе с тем следует признать, что Солженицын, несомненно, писатель весьма противоречивый. В Россию он вернулся консерватором. Но и попытки найти у него позитивные слова о Феврале 1917, как это ни удивительно, также могут увенчаться успехом. Вспомним образ дяди Нержина, Авенира («В круге первом»), - духовного воспитателя Глеба - ведь он участник разогнанной большевиками демонстрации в поддержку Учредительного собрания. Да и сам Глеб (как известно, образ автобиографический): его положение между правым консерватором Сологдиным и левым радикалом Рубиным - разве это не призыв к умеренности во взглядах - а если привести цитату более точно - к разуму, о котором напоминает друзьям центральный персонаж романа? Почему же, вернувшись в Россию, Солженицын неким чудесным образом превратился в Сологдина?

Как представляется, здесь могут быть разные мнения. Возможно, все это действительно следствие внутренней эволюции, произошедшей с автором «Одного дня Ивана Денисовича». Быть может, Солженицын и всегда был правым консерватором в душе. Возможно, его последнее сочинение - это в какой-то мере еще и книга-провокация, которая должна вызвать споры и определить в полемике, кто есть кто. Быть может, появление этого произведения было продиктовано стремлением художника дать слово прежде всего тем, кто пришел и придет после него. Что ж, разумеется, очень хотелось бы в это верить.


Иосиф Бродский: метафизика поэзии

В СССР на протяжении многих лет произведения Бродского нередко оценивались как не имеющие художественной ценности, а сам их автор был объявлен тунеядцем. Конечно, поэт хорошо чувствовал и трагически переживал ту отчужденность, которая по воле официальных структур всегда была между его стихами и читателем. Старательно создаваемый советской системой образ его как «не нашего» поэта не разрушен до сих пор. Отчасти поэтому и сборник наиболее важных для себя произведений Бродский называет «Часть речи». Часть русской речи, народа, страны. К поэту пришла слава, ему была присуждена Нобелевская премия, но главное признание - все- таки в читательских сердцах. Будут ли его читать на родине? Несомненно, этот вопрос был для поэта необычайно значим.

1960-е - время хрущевской «оттепели». «Застой» брежневских лет - как умственное омертвение, безразличие к происходящим событиям, как смерть совести - несомненно, зарождался уже тогда, в 1960-е. В лагеря не отправляли людей столь массово, как при Сталине, но несогласных по-прежнему уничтожали, иногда и еще более изощренно, чем раньше. Иосиф Бродский, - приняв на свои плечи крест диссидента ■ и получив впоследствии бремя славы, - отчасти раскрыл миру эту ранее неизвестную сторону советского сонного благополучия. И мог ли он ее не раскрыть?

Российская литература всегда говорила о слабых и обиженных, об униженных и оскорбленных. Иосиф Бродский не пишет об этих людях напрямую, практически нигде о них не упоминает. Но именно любовь к личности, к человеку, жертвенный гуманизм, идущий от российской литературной традиции, составляют основное содержание его творчества.

Пятистопный ямб с трехсложным маятниковым ударением - один из наиболее привлекательных для Бродского размеров в 1960-е годы. Сам Бродский, характеризуя свою работу над построением стихов, отмечал «стремление нейтрализовать всякий лирический элемент, приблизить его к звуку, производимому маятником». Отметим, что образ маятника включает в стихотворения мотив, столь значимый для художника, - мотив «времени и вечности». Таким образом, создавая подобный ритмический рисунок, автор направляет нас к чтимому им Державину - а у того - к наиболее ценимому Бродским: «Глагол времен! металла звон!..»

Бенгт Янгфельдт в книге «Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском» пишет следующее: «Существенно поднимая уровень ремесла, Бродский задал новый формальный и тематический уровень для современной русской поэзии.
Такова была моя профессиональная, литературоведческая оценка творчества Бродского, которое, наряду с поэзией, включало еще статьи и эссе, поразившие меня своим вневременным и бескомпромиссным утверждением примата поэтического слова»1.

Иосиф Бродский слишком рано ушел из жизни, не сказав нам многое. Он не успел оценить нас, наше время... Но этот выдающийся художник оставил нам свои замечательные стихи - частицу своей души. Будем и мы, перечитывая сейчас его размышления, запечатленные в слове, верить, что хорошая литература обязательно найдет дорогу к читателю.


1 Янгфельдт Бенгт. Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском [Электронный ресурс]: https://www.rulit.me/books/yazyk-est-bog- zametki-ob-iosife-brodskom-s-illyustraciyami- read-229067-52.html