Шайтанов И.О. Образ автора и образ человека (У. Шекспир)


«Шекспировская тайна» — завораживающее и опасное словосочетание. О том, насколько и почему опасное, мы знаем в русской культуре на примере Пушкина: как только речь заходит о «пушкинской тайне», творчество отступает, а на первый план выдвигается биография, украшенная фантастическими домыслами. Пушкиноведение сменяется «дантесоведением». История «шекспировского вопроса» представляет в этом отношении прямую параллель.

Это не отменяет самой тайны. Она, конечно, есть, но прежде всего это тайна гения, который — всегда по-своему — ускользает от мерки, скроенной для обычного человека и даже для обычного писателя. Более того, нередко (хотя не всегда) гений трудно вписывается в биографическую канву, между творчеством и жизнью возникает зазор, разрыв, в котором и родился «шекспировский вопрос».
 
Вся антистратфордианская ересь возникла из невозможности примирить образ человека с образом автора: как Шакспер из Стратфорда-на-Эйвоне мог создать все, что мы знаем под именем Уильяма Шекспира? Снова хочется обратиться за ответом к Пушкину, так твердо сказавшему о Поэте, пока его не требует «к священной жертве Аполлон»:
 
И меж детей ничтожных мира.
Быть может, всех ничтожней он.
 
Это не значит, что шекспировская биография не заставляет нас недоумевать по многим поводам: где рукописи, почему имя Шекспира гак редко является в свидетельствах современников, откуда ему, рожденному в маленьком городке и не получившему университетского образования, по всей видимости, не путешествовавшему, удалось узнать и понять так много? «За» и «против» Шекспира было приведено множество остроумных доводов. Противники научились выстраивать головоломные версии, совершая слаломные проходы от одного факта к другому, и ловить друг друга на натяжках, и тем не менее продолжать пользоваться недостоверными попущениями.
Взять хотя бы старое утверждение (впервые выдвинутое сторонниками графа Оксфорда), будто написание Shakespeare скрывает автора, а упрощенные варианты подразумевают актера и человека. Теперь учтены все известные употребления этого имени — письменные и устные, в Лондоне и в провинции, литературные и нелитературные — и безусловно доказано, что при неустойчивой тогдашней английской орфографии никакой логики в ее колебаниях обнаружить невозможно. Тем не менее аргументом продолжают пользоваться как достоверным. При знакомстве с разгадками «шекспировской тайны» требуется бдительность. Их авторы склонны подтасовывать данные, вводить в заблуждение.

Наконец, в пользу Шекспира свидетельствует главный аргумент: его имя при жизни появилось на десятках изданий отдельных пьес, поэм, на сборнике сонетов. О Шекспире говорили как об авторе этих произведений (почему при каждом упоминании имени было ожидать уточнения, что речь идет об уроженце Стратфорда, а не о ком-то еще?). Вскоре после смерти Шекспира двое его друзей-актеров издали его произведения, а четыре поэта, включая величайшего из современников Шекспира Бена Джонсона, восславили его. И ни разу никакие опровержения или разоблачения не последовали! Никто из современников и потомков вплоть до конца XVIII в. не усомнился в шекспировском авторстве. Можно ли предположить, что тайна, в которую должны были быть посвящены десятки людей, хранилась столь ревностно?

Не так уж трудно вообразить романиста передающим рукопись через посредника издателю и скрывающим при этом свое имя. Но театр совсем иное дело. Как мы представим себе положение в нем Шекспира, в течение двадцати лет занимающегося передачей чужих пьес? Ему платили за молчание, а с какой бы стати стали молчать все остальные, вся труппа «Глобуса», а по сути — весь театральный Лондон? Пьеса, поступающая в театр, это лишь сырой материал. На каждой репетиции идет работа, об этом свидетельствует эволюция шекспировских текстов, о которой мы можем судить по прижизненным изданиям.

А как объяснить, что драматург следующего поколения Уильям Давенант, прекрасно осведомленный в театральных делах и сплетнях, придумал легенду, по которой получалось, что его матушка — смуглая леди сонетов, а сам он — родной сын Шекспира из Стратфорда-на-Эйвоне? Чем тут было особенно гордиться?

Защитнику любой версии, помимо стратфордианской, приходится иметь в виду необходимость объяснить сам факт сохранности тайны всеми современниками. Это, однако, не слишком смущает, и опровергнутые версии продолжают разрабатывать с неослабевающим упорством. Именно так произошло в России, где И. Гилилов возродил претензии графа Рэтленда, которого в самой Англии последние полвека рассматривают лишь сторонники коллективного авторства в качестве одного из соавторов. Основное возражение против кандидатуры Рэтленда — дата его рождения: 1576. Следовательно, нужно было бы согласиться с тем, что ранних хроник Шекспир не писал вовсе, что «Ромео и Джульетта», «Венецианский купец» созданы им в возрасте 19—20 лет... Иными словами, рэтлендовская биография лишь с невероятной натяжкой вмещает в себя хронологию шекспировского творчества.

У нас книга И.Гилилова остается пока что первой попыткой дать развернутое представление о «шекспировском вопросе». Эта книга была широко отрецензирована. Автору ответили по всем направлениям: напомнили старую антирэтлендов-скую аргументацию, привели новые доводы в связи с попытками книговедческого анализа изданий шекспировской эпохи, признав их недостоверными и непрофессиональными (Подробнее см.: Балашов Н.И. Слово в защиту автора Шекспира. — Академические тетради. — Специальный вып. (5); Горфункель А.Х. Игра без правил. — Новое литературное обозрение. — 1998. - № 2. - С. 355-383; Шайтанов И.О. Угадайка, угадайка, или Игра в Шекспира. — Современная драматургия. — 1997. — № 4. — С. 251-254).

В самой Англии «шекспировский вопрос» сместился в сферу массового искусства: включаешь телевизор и едва ли не каждую неделю смотришь документальный фильм, в котором очередной энтузиаст приглашает зрителя в новое поместье, демонстрирует подлинные вещи эпохи... Красиво, занимательно. Потом под занавес минут на пять появляется кто-либо из профессиональных шекспироведов и объясняет, почему это все абсолютно неправдоподобно. Своего рода историко-документальная «мыльная опера», нескончаемая и увлекательная.

А шекспировская тайна... Она навсегда останется тайной гения, которому сопутствует то, что поэт-романтик Джон Ките назовет «негативной способностью» Шекспира, его поэтическим зрением — видеть все и ничем не обнаружить своего присутствия. Уникальная шекспировская тайна, которая принадлежит личности и времени, когда личное впервые прорезывает безличность «нераспыленного бытия», а великий драматург, на века вперед создавший портретную галерею новой эпохи, скрывает лишь одно лицо — свое собственное.
 
 
Исторический лексикон : история в лицах и событиях : XVI век : [Текст] / редсов.: Ю.С. Осипов (председ.) [и др.] – М.: Академкнига/Учебник, 2006. – С.730-732.