Особое значение труды Ремезова имеют в связи с тем, что на годы его жизни пришелся резкий культурный перелом Петровской эпохи. В случае с картографией (развитию которой царь уделял личное внимание) разрыв между допетровскими и новыми чертежами оказался столь значителен, что в XIX в. среди исследователей прижилась мысль о том, что Россия вовсе не имела своей картографии до Петра, а наши старинные атласы представляют собой не более чем «варварские» копии западноевропейских. Надо признать, когда в 1701 г. в Москве уже была основана Навигацкая школа, где английские учителя преподавали основы геодезии, в Тобольске Семен Ремезов с сыновьями еше продолжали составлять традиционные чертежи. Каковы же достоинства и недостатки этих русских карт? Ниже мы попытаемся ответить на этот вопрос, но прежде обратимся к биографии автора «Хорографической книги».

Семен Ульянович Ремезов родился в Тобольске в 1642 г. Он относится к сословию «боярских детей», а в старости стал «дворянином по выбору». Его служебная деятельность была связана с многочисленными разъездами, сбором налогов (хлеба и денег с русского населения, ясака (Ясак — в России XV — начала XX вв. — натуральный налог с народов Сибири и Севера, главным образом пушниной (прим. ред.)) с инородцев), а также транспортировкой собранных припасов в дальние остроги. Поручалось ему и проведение землемерных работ, в том числе неоднократное составление планов Тобольска и его окрестностей. Поездки не ограничивались Сибирью: в 1690 г. он побывал в Москве, сопровождая туда обоз с ясаком, а в 1698 г. — в связи с обсуждением плана работ по каменному строительству в Тобольске. Не всегда поездки носили мирный характер: Ремезов участвовал в отражении набегов с территории современного Казахстана, в столкновениях с немирными вогуличами (так тогда называли народ манси) и татарами.

Способности Семена Ульяновича нашли применение и при строительстве заводов. Так, он составил не только планы казенного металлургического Каменского завода, но и чертежи артиллерийских орудий и ядер, которые предполагалось здесь производить. Он занимался также поисками селитры и созданием порохового завода. Приходилось ему исполнять и другие ответственные поручения — к примеру, в 1710 г. он организовывал перепись населения Тобольского уезда.

Уже этот перечень разнообразных трудов Ремезова позволяет говорить о его универсализме, свойстве, присущем выдающимся деятелям культуры эпох Возрождения и Просвещения.

 

Само название атласа может вызвать некоторое затруднение в восприятии у многих читателей, так как слово «хорография» практически вышло из употребления. Заимствованное из греческого, оно означает описание отдельной страны или местности (но не всего земного шара) и по своему предмету близко к понятию «страноведение» в современной классификации географических наук.

Хотя рукописный атлас изначально предназначался для поднесения царю Петру I, по каким-то обстоятельствам вручен не был и хранился в семье Ремезовых в Тобольске. Как складывалась судьба книги в XIX в., нам пока не известно. Однако в самом начале XX в. она входила в состав собрания графа Иллариона Воронцова-Дашкова и хранилась в его усадьбе Новотомниково Тамбовской губернии. Еще до смерти графа, случившейся в 1916 г., «Хорографическая книга» оказалась в поле зрения Льва Багрова, участвовавшего в подготовке атласа Азиатской России. По его словам, труд Ремезова каким-то образом попал в руки Археографической комиссии, у которой, в свою очередь, его одолжило Переселенческое управление. С утверждением Багрова, что «Хорографическая книга» принадлежала данной комиссии, согласуются слова ученого секретаря Постоянной историко-археографической комиссии АН СССР Александра Андреева (позднее доктора исторических наук) о том, что в 1926-1927 гг. он вел усиленные поиски пропавшего атласа.
После октябрьской революции 1917 г. книга, по всей видимости, продолжала оставаться у Льва Багрова, эмигрировавшего в 1918 г. в Берлин. По его словам, он обязан обнаружением и покупкой венца своей коллекции (старинных карт. — В.Б.), атласа Сибири Семена Ремезова, Хьюго Стиннесу, приобретшему его у московского букиниста в 1923 г. Факт этот вызывает большие сомнения, хотя и нет оснований его категорически отрицать.

В Германии, откуда Багров в мае 1945 г. бежал в Швецию, он опубликовал ряд работ по истории русской картографии и издал несколько чертежей, входивших в состав «Хорографической книги Сибири». В 1958 г. коллекционер издал и сам атлас в черно-белом варианте. Затем оригинал книги у него был приобретен Гуфтоновской библиотекой Гарвардского университета (США), где хранится в настоящее время. С факсимильным изданием «Хорографическая книга Сибири», можно сказать, возвращается на родину, одновременно становясь доступной широкому кругу читателей и исследователей в России.

К изданию приложен полный текст диссертации Леонида Гольденберга (1920—1989) на соискание ученой степени доктора исторических наук «СУ Ремезов и картографическое источниковедение Сибири второй половины XVII — начала XVTII в.» (М., 1967) — наиболее фундаментальная научная работа, посвященная географическим трудам выдающегося сибиряка. Тем самым отдается дань уважения ученому, четыре десятилетия назад доказавшему необходимость факсимильного воспроизведения «Хорографической книги Сибири» и прилагавшему большие усилия, стремясь организовать издание атласа.

Что касается методики работы Ремезова по составлению карт, как он сам изложил ее на страницах своих сочинений, то обнаруживается расхождение между тем, что он говорит как теоретик, знаток древних авторов и Священного писания, и практик — хозяйственник и администратор.

Рсмезов-теоретик был знаком, как минимум, с переводами на русский язык знаменитого атласа голландского картографа Яна Блау I645 г., так как в его «Служебной книге» фактически помещена обширная цитата из этого атласа. Излагая теорию хорографии, Ремезов говорит о необходимости использования масштаба. Однако картографические материалы, которыми он располагал, мало отвечали высоким требованиям, предъявляемым теорией. Они не только не основывались на каких-либо астрономических определениях географических координат, но и не имели определенного масштаба. Карты Сибири составлялись не с целью удовлетворить интерес ученых, а для решения насущных практических задач по расчету времени и затрат на перевозку грузов, основанию новых слобод, сооружению оборонительных острогов. Поэтому и работа Ремезова велась в русле традиционной картографии XVI—XVII вв. Его чертежи основывались на бумагах Сибирского приказа, писцовых книгах, устных сообщениях памятливых старожилов, а также съемках и наблюдениях самого автора «Хорографической книги».

Не зная особенностей традиционной русской картографии, невозможно адекватно оценить и содержание чертежей. Глядя на них, мы должны заранее понимать.какого рода информацию можем из них извлечь, а какую — нет. Кстати, некоторые исследователи атласа позволяют себе подшучивать над наивным изображением Обской губы в форме полумесяца или озер в форме картофелины. Одновременно с этим картам Ремезова приписывают достоинства, которыми они не обладают, например, высказываются мнения о том или ином масштабе.

Вместе с тем отметим, «Хорографическая книга» — богатейший источник самой разнородной информации по исторической географии Сибири конца XVII в. Наиболее подробно в ней освещена гидрография, что отражает достигнутый к тому времени уровень знаний о речной сети этой части России. Подробно говорится о населении, указаны города, остроги, слободы, монастыри, села, деревни, летние и зимние кочевые юрты. Разнообразны отраженные в атласе природные ландшафты. Особое внимание автор уделяет хозяйственному использованию территории, показывая пашни, пастбища, зимние и летние кочевья, звериные промыслы, места ловли рыбы и птицы, добычу руды и, кроме того, отмечая еще не реализованные возможности хозяйственного освоения — распашки земли и основания новых слобод. Для историков очень важна этнографическая направленность работы Ремезова, благодаря его трудам возможно реконструировать территории обитания ряда сибирских народностей.

Однако на старинных чертежах, в том числе и Ремезова. отображение отдельных географических объектов носил весьма условный характер. В частности, направление одних и тех же горных хребтов на различных картах не соответствует друг другу, непостоянна конфигурация берегов морей и озер. Недооценка таких особенностей ведет к ошибкам. В качестве примера приведем суждение упомянутого знатока творчества Семена Ремезова Леонида Гольденберга. По его  мнению, на чертеже Казачьей орды 20 марта 1697 г. (лист 114) Каспийское море впервые показано вытянутым в меридиональном направлении. Однако достаточно внимательнее посмотреть на чертеж, чтобы убедиться: это ошибка — в противном случае придется признать, что Волга показана впадающей в Каспийское море с юго-запада.

Несмотря на отсутствие математической основы, допетровские чертежи были важным практическим инструментом, которым активно пользовались управленцы того времени. С первого взгляда на подобные карты XVII в. обращает на себя внимание их неоднородность: некоторые участки выполнены с большой тщательностью, географические объекты изображены в гипертрофированном виде, тогда как другие участки бедны содержанием и показаны с большими искажениями, условно. Подробно изображены места, интересовавшие администрацию, — реки, волоки и сухопутные дороги. Поскольку освоение Сибири шло вдоль тех же путей, можно сказать, что на карту подробно наносили наиболее густо заселенные и освоенные участки. Транспортные пути были не только тем «каркасом», на который нанизывалась географическая информация, но и основным содержанием чертежа, они отображались с величайшей достоверностью. Не случайно в 1929 г. составители карты реки Таз (север Западной Сибири) пришли к выводу, что чертежи XVII в. стояли ближе к действительности, чем те, что были выпущены два века спустя. По словам кандидата исторических наук Алексея Зайцева, туристы, в 1960-х годах ходившие на байдарках по сибирским рекам, очень высоко пенили копии атласа Ремезова, поскольку в нем излучины некоторых рек были показаны лучше, чем на туристских картах середины XX в. Таким образом, старинными чертежами можно было с успехом пользоваться при движении по уже известному маршруту, однако они становились почти бесполезными, когда кто-либо пытался проложить новый маршрут, открыть новый волок. Если сравнивать их с современной картографической продукцией, в каком-то смысле их можно сопоставить с известными всем читателям схемами метрополитена: пользуясь ими, всегда можно понять, как доехать от одной станции до другой, но невозможно проложить между ними путь по поверхности.

Поскольку чертежи служили для определения пути, их пользователи нуждались в информации о расстояниях между населенными пунктами, лежащими на их маршруте, о протяженности волоков. Сами по себе картографические изображения предоставить эту информацию не могли, ибо они не были составлены в каком-либо определенном масштабе. Для этой цели их снабжали соответствующими подписями: фиксировали расстояния между слободами и острогами, протяженность рек, длину волоков. Иногда протяженность пути указывали в верстах, однако чаще использовали единицы времени — дни и недели.

Атлас содержит сведения не только о речной системе, населенных пунктах и дорожной сети, но и о господствующих ландшафтах, этнографии, истории, хозяйственной деятельности. Нельзя не отметить и достижения Ремезова, касающиеся формы картографического высказывания: он попытался унифицировать условные обозначения, использовал и поныне применяемые легенды (Легенда карты — таблица используемых на карте условных знаков с текстовыми пояснениями к ним (прим. ред.)). Хотя большая часть его чертежей носит комплексный характер, он создал также специальные этнографическую и горнозаводскую карты, в связи с чем его можно назвать одним из основателей специального картографирования в России.

Не исключено, что Семен Ремезов обладал некоторыми познаниями в астрономии. Находясь в Москве, с одним из ближайших сподвижников Петра генерал-фельдмаршалом Яковом Брюсом он обсуждал достаточно сложные вопросы, относящиеся к сфере астрономии и географии, о чем свидетельствует его запись в «Служебной книге». Речь в ней идет о популярной в XVII в. теории, согласно которой равномерное вращение Земли вокруг свой оси доказывает равномерное распределение масс по се поверхности, т.е. Америка должна уравновешивать Евразию, а гипотетический Южный материк (Terra Australis Incognita) сушу Северного полушария.

Одновременно мы находим много доказательств того, что картина мира Семена Ремезова имела во многом архаичный характер. Выразительная деталь: на карте Китайского царства, хотя и за рамкой, он показал Рай, якобы расположенный на острове Новая Голландия, т.е. в Австралии. Автор карты не сомневался в легенде о существовании Рая где-то далеко на востоке.

Эпоха Петра I отвергла традиционную допетровскую картографию. Цена модернизации оказалась высокой: вместе с устаревшей методикой была утеряна важная географическая информация. К сожалению, работы Ремезова не востребовали его ближайшие потомки. В этом невнимании сыграло роль и то, что труды сибирского картографа не удовлетворяли требованиям царя-реформатора к математической стороне такого рода произведений.

Характерно, что «Атлас Российской империи» (1745 г.), изданием которою был подведен итог рабою петровских геодезистов, содержал грубые ошибки. К примеру, в нем присутствовали два юрода Курска: один на настоящем месте, но под именем Сурск, и другой под именем Курск, но расположенный в стороне. Ничего удивительного, что знающие люди, и среди них историк и географ Василий Татищев, советовали исправить атлас при помощи Большого чертежа (Большой чертеж — единая генеральная карта Московского государства крупного масштаба, созданная в XVI в. по указу царя Ивана IV (Грозного) (прим. ред.)). Вместе со многими другими старыми картами, значительная часть которых оказалась безвозвратно утеряна, пренебрежение коснулось и ремезовских. Нет сведений о том, что побывавший в начале 1720-х годов в Тобольске известный геодезист и исследователь Сибири Петр Чичагов использовал хранившиеся в городе старые чертежи.

Однако работы Ремезова успели оказать влияние на мировую картографию. Голландцы Идес и Витсен в конце XVII—начале XVIII в., немец Табберт (Страленберг) в первой четверти XVIII в. сумели, невзирая на секретность русских карт, снять копии с некоторых его чертежей, и инкорпорировать содержащиеся в них сведения в свои собственные, что позволило существенно улучшить рисовку северо-востока Евразии в западноевропейских атласах.

Сожаление чувствуется в словах знаменитого российского естествоиспытателя и путешественника, академика Александра Миддендорфа, произнесенных им в 1860 г. по поводу «Чертежной книги Сибири»: «Точность, с какою Ремезов положил на бумагу населеннейшую окружность Тобольска, и в том числе даже многие рукава реки Оби, тщательность, с   какою показаны у него поселения по Енисею, его изображение Амурского края и тогдашнего этнографического положения Сибири — все это дает его атласу более значения, чем какой-нибудь археографической редкости. Скажем больше: из него, как и некоторых других старинных трудов этого рода, можно почерпать кое-что для улучшения даже новейших карт России».

Наши современники высоко ценят труды Семена Ремезова. Позволю в заключение привести два отзыва известных историков картографии. По словам Федора Шибанова, «автор создал себе бессмертную память и восхищение потомства и обогатил мировую науку». А по замечательному выражению Леонида Гольденберга, «единая нерасчлененная и неделимая наука владела всей его жизнью. И имя ей — познание Сибири».