Мишин А. Вечные руны. «КАЛЕВАЛА»: ФОЛЬКЛОР ИЛИ ЛИТЕРАТУРА?

 
 
160 лет назад финский врач и подающий надежды филолог Элиас Лённрот (1802-1884) представил широкому читателю главный труд своей жизни - расширенную версию эпических сказаний «Калевала» (первая вышла в 1835 г.), получившую всемирную известность. Созданная на основе материала рунопевцев, живших в лесных деревнях российской Карелии, Финляндии и Ингерманландии (нынешняя Ленинградская область) и насыщенная историями о «рождении вещей», а также более приземленными, бытовыми сценами, она стала, по выражению доктора филологических наук Эйно Карху (1923-2008), «поэтической энциклопедией народной жизни, обобщенной картиной древнего мира...». В XIX-XX вв. «Калевала» оказала огромное влияние на развитие национального самосознания Финляндии, ее литературы и языка, драматургии и театра, музыки и живописи. Не менее весом ее вклад и в духовную жизнь Карелии. Словом, она дает неограниченные возможности для истолкования.
 
В России интерес к «Калевале» проявился сразу после выхода первой редакции и не стихает до сих пор. Многие исследователи на протяжении длительного времени отождествляли ее с фольклором, а Лённроту в лучшем случае отводили роль «собирателя». Однако значительная часть специалистов, в том числе автор статьи и филолог Эйно Киуру, опубликовавшие в 1998 г. в издательстве «Карелия» перевод полного канонизированного варианта «Калевалы», считают поэму авторским произведением финского этнографа, к слову, избранного за литературные труды в 1876 г. почетным членом Петербургской академии наук.
 
Сосна Лённрота
 

От диалектов к финскому литературному языку
 
Большинство рядовых читателей, да и популяризаторов эпоса, полагают: «Калевала» — собрание подлинных народных песен, поставленных в сюжетный ряд и обработанных составителем. Поэтому до недавнего времени она выходила в нашей стране с подзаголовком «Собрал и обработал Элиас Лённрот». Слово «составитель» по отношению к нему было привычным. В обыденном же сознании — это карело-финский народный эпос, т.е. народ ее подлинный автор. Правда, сегодня бытуют и иные суждения, будто вопрос об авторстве вообще не может быть решен, словно и доказательств никаких нет. Между тем вся история изучения литературного памятника показывает: более 170 лет, начиная с первой версии, компетентность в этом вопросе безуспешно противостоит некомпетентности. Слова великого русского поэта Александра Пушкина о том, что «мы ленивы и нелюбопытны», наилучшим образом отражают сложившуюся ситуацию.

Начнем с того, что фольклорные песни собирал не один Лённрот. Создавая «Калевалу», он использовал работы и других финских фольклористов XIX в. — Карла Готтлунда, Сакариаса Топелиуса, Даниэля Эвропеуса, Августа Алквиста. К 1849 г., как он сам признавался, материала у него набралось на семь разных «Калевал». Однако по утверждению сторонников «механистического» подхода, получается: Лённрот знал, что надо искать и что из этого делать, словно произведение бытовало частями до его рождения. Многим далее казалось: народная поэма, исполняемая рунопевцами, когда-то существовала в целостном виде, но со временем распалась, «осколки» жили своей жизнью, теперь их следовало лишь сложить. Но уже с первых шагов автор будущей «Калевалы» убедился: ее надо не собирать, а создавать.
 
 

Первым подступом был сборник «Кантеле» (1829-1831 гг.), отличавшийся от фольклорных источников того времени формой изложения народной поэзии. Лённрот компоновал текст из вариантов одной или даже фрагментов разных песен. Следует заметить: такого рода практику финская фольклористика тогда отвергла как ненаучную. Но Элиас поступал так, как подсказывала ему творческая интуиция.
Кроме того, работая над песнями, он стремился сделать их понятными для представителей всех местных диалектов. Ведь общего литературного языка в его стране тогда не существовало, хотя религиозные, переводные произведения, фольклорные записи, некоторые литературные опыты публиковали со времен основоположника финской книжности Микаэля Агриколы (ок. 1510-1557). Он складывался пока только на основе западных диалектов. И именно Лённрот на практике стал одним из самых активных пропагандистов общедоступного языка: собирая народные песни и обрабатывая их, он пополнял его народными словами из восточного диалекта. Процесс создания им «Калевалы» совпал с началом формирования финского литературного языка (художественная литература, как известно, является для этого одним из главных стимулов и условий), связанного с подъемом национального самосознания после присоединения Финляндии к России в 1809 г., избавления Суоми (Суоми (от фин. suoda - дать, даровать) - так финны называют свою страну -  от шведского владычества.

Сборники народной поэзии выходили идо Лённрота. Однако они не становились предметом общего читательского внимания, отчасти оттого, что литература в стране развивалась на шведском языке. Финны нуждались в произведениях о героическом прошлом и прекрасном грядущем на родном наречии. О том, что такое прошлое есть, как раз и говорили народные песни. Мысль о возможности формирования упорядоченной целостности из этого богатейшего материала высказывали Готтлунд в 1817 г. и один из друзей ученого Карле Кеккман в 1825-м. Человеком, который осуществил эту мечту, стал сын портного из местечка Саммати на юго-западе Финляндии Элиас Лённрот.
 
Составитель или творец?
 
Юноша имел незаурядный поэтический талант. Увлекаясь народной поэзией, он сочинил в студенческие годы на фольклорной основе балладу «Гибель Элины». Перевел фрагменты поэм «Илиада» и «Одиссея» древнегреческого сказителя Гомера (не ранее VI в. до н.э.), введя тем самым в обиход финской поэзии гекзаметр (Гекзаметр - стихотворный размер античной эпической поэзии. В русском стихосложении передается метрическим шестистопным стихом, где стопа состоит из двух долгих или одного долгого и двух коротких слогов).

В газете «Або Ундерреттельсер» в 1824 г. опубликовал свой прекрасный перевод на шведский язык стихотворения «Гавань» известного русского писателя, историографа академика Николая Карамзина (1766-1826). Позднее он станет одним из лучших переводчиков на финский язык и автором псалмов, многие из которых поют и сегодня. Обычно эту важную, творческую сторону деятельности Лённрота, врача и фольклориста по профессии, лингвиста, историка, ботаника по призванию, отмечают мимоходом. Между тем нет сомнения: именно поэтический талант был необходим сочинителю «Калевалы». Когда сравниваешь эпос с народной поэзией, а также все 5 его версий, созданных с 1833 г. («Перво-Калевала») по 1862 г. (именно тогда вышел последний, сокращенный автором вариант для юношества), т.е. 5 стадий авторской работы, воочию видишь блестящее проявление мастерства и убеждаешься: слово «составитель» никак не соответствует действительности.
 
 

Эпос рождался по мере накопления фольклорного материала. После встреч с рунопевцами Юханом Кай-нулайненом (Финляндия), Саавой Трохкимайненом, Онтреем Малиненом и Ваасилой Киелевяйненом (российская Карелия) Лённрот в 1833 г. создал две одногеройные поэмы («Лемминкяйнен», «Вяйнямёйнен») и свод «Песен свадебных гостей», где нет героев, но есть рассказ об обрядовом процессе. Автор потом использует материал свода в средней части «Калевалы», повествующей о сватовстве Илмаринена — умелого кузнеца, сковавшего чудесную мельницу сампо, к дочери хозяйки Похьелы  (противостоящая Калевале страна, во многом враждебная ее жителям: там зарождаются болезни, оттуда холод и всяческие невзгоды). Эти произведения, так и оставшиеся в рукописях, стали своего рода набросками к будущему масштабному полотну.

Уже первые встречи с народными певцами сначала в финской, а потом и в российской Карелии, собственный опыт создания небольших произведений многое открыли в самой эпической поэзии народов, живущих на этой земле. Вот что позднее писал Лённрот в предисловии к версии 1849 г.: «Не только последовательностью исполнения, но и упоминаемыми в них собственными именами различаются руны, собранные от разных певцов в разных местах. О Вяйнямёйнене один певец поет то, что другой певец поет об Илмаринене, а третий — о Лемминкяйнене. О Лемминкяйнене же первый певец поет то, что другой — о Куллерво...». Для рунопевцев главное — сюжеты и деяния, а не имена их совершающих. Перед создателем же поэмы стояла задача отбора поступков, наиболее характерных для конкретных персонажей, позволяющих им действовать в пределах «собственных», разработанных автором «биографий».

Творцу «Калевалы» надо было решать, с кем, например, едет старый рунопевец Вяйнямёйнен в Похьелу похищать сампо — сказочную чудо-мельницу, поскольку в народной поэзии он совершает это путешествие то с Йомпайненом (Йовкахайненом), то с Веси Лийтто, а то и с Ику Тьерой. В версии Лённрота тот отправляется с кузнецом Илмариненом и беззаботным воинственным Лемминкяйненом, для чего нужен предшествующий ряд событий. Точно так же были необходимы эпизоды, объясняющие, почему Йовкахайнен не может быть соратником Вяйнямёйнена. И если народные песни о причинах тех или иных деяний зачастую не говорят вообще, то писатель должен был думать о причинах и следствиях постоянно.

В сочиненной им «Перво-Калевале» уже был сюжет с участием, по сути, всех главных персонажей будущей полной версии (в дальнейшем он сохранит его основные моменты). И в целом поэма, состоящая из 12 «песнопений» и 5026 строк, во много раз превышала не только отдельную народную песню, но и циклы, иногда исполняемые рунопевцами. Однако автор отозвал ее из печати, поскольку отправлялся в свою, как оказалось, самую плодотворную поездку к российским карелам. Впервые «Перво-Калевала» увидела свет в 1928 г., уже после смерти ее создателя. Финский исследователь Лаури Хонко так писал о ней в 1999 г.: «Повествование достигает здесь такой эпической широты и льется столь естественно, что границы между поэтическими мотивами не мешают чтению. Родившееся произведение, «Собрание песен о Вяйнямёйнене», — это маленькое чудо, поскольку переход в нем к большому эпосу осуществлен уверенной рукой».
 
Первое издание
 
В апреле 1834 г. Лённрот, путешествуя по российской Карелии, встретился с известными рунопевцами: Мартиска Карьялайнен, Юрки Кеттунен и Архипп Перттунен. От последнего он записал наибольшее количество песенных строк (4100), его сюжеты были самыми последовательными и цельными. Новый материал, особенно эпический, вдохновил на продолжение работы. Но автор сомневался: выполнима ли она одним человеком, имеет ли он право на нее? По собственному признанию, в минуты сомнений ему хотелось бросить все в огонь. И все же 28 февраля 1835 г. (позднее эта дата станет Днем «Калевалы», или Днем финской культуры) Лённрот скромно подписал инициалами «Е. L.» предисловие к первому изданию и отдал рукопись в типографию. Поэма выходила в свет долго — двумя книгами в 1835-1836 гг.
 
В продажу поступила накануне 1837 г. Тридцать экземпляров из 500 автор получил в качестве гонорара.
В подзаголовке к названию он указал: «...или старинные песни Карелии о древних временах финского народа». Этим создатель эпоса сам внес разнобой в отношениях к нему всех, кто «Калевалой» интересовался и изучал, поскольку он прямо отождествил ее с народной поэзией. Более того, ученый действительно хотел, чтобы читатели таковой и воспринимали ее, считая эти песни карельскими, рассказывающими о прошлом финского народа. Все объясняется просто: российские карелы для него были всего лишь восточными финнами. Будучи православными, они не утратили своих языческих верований и лучше сохранили известные в Финляндии древние сюжеты и заклинания, тем более тут в отличие от Королевства Швеции, в состав которого в XII-XVIII вв. входила Суоми, людей, называемых колдунами и ведьмами, не подвергали гонениям.

Впрочем, в версии 1849 г. он откажется от такого подзаголовка, а в предисловии употребит термин «повествование», что является свидетельством осознанного стремления к созданию сюжетного произведения из фольклорного материала. Кстати, об этом же говорит не замеченное исследователями «Калевалы» 1835 г. слово «конец» (его не ставят в сборниках). Да, это была поэма, а не собрание механически соединенных песен.

Таковой ее называли деятели литературы и культуры, первыми познакомившиеся с книгой; того же мнения придерживался и основатель германской филологии Якоб Гримм (1785-1863). Правда, для него она была народным эпосом. Шведскоязычный поэт Финляндии Иоганн Рунеберг (1804-1877), российский ученый и переводчик 29-й песни Яков Грот (1812-1893), переводчик книги на шведский язык Матиас Кастрен (1813-1853) также воспринимали ее как поэму, «собранную» Лённротом. «Родом эпической поэмы» посчитал «Калевалу» наш соотечественник критик Виссарион Белинский. Но ведь никто из них не мог сравнить ее с народной поэзией, записями самого сказителя (они были сданы в архивы), кроме, пожалуй, Кастрена, собиравшего фольклор. Однако именно он утверждал: во всей «Калевале» нет ни одной строки, сочиненной Лённротом, имея в виду народность эпоса. Конечно, они были, но их подсчет мало что говорит о самом произведении. Кастрен поддерживал создателя в его мистификации: это взято у народа. Но чуть ли не все писавшие о первой версии сходились в том, что автор открыл величайшее произведение, которым финны могут гордиться. «...Финская литература в данной поэме получила сокровище, которое.сравнимо.с самыми прекрасными... эпическими поэмами греческого искусства», — отмечал Рунеберг.

Яростной критике подверг «Калевалу» 1835 г. Готтлунд, считая ее неудачной, хотя, как уже говорилось, именно он в свое время подал идею составления из народных песен единого текста. Такая реакция имела и объективные причины, но отчасти была вызвана завистью к столь неожиданной лённротовской известности. Он увидел в эпосе отступление от народной поэзии, не «соединение» текстов, а «смешение» разных, порой прямо противоположных материалов. И в самом деле, Лённрот совершил то, что в фольклоре не практиковали: эпика и лирика в нем развивались порознь. У заклинаний были свои функции. Он же извлекал для своей «Калевалы» строки из всех жанров, в том числе профессиональной поэзии, использовал пословицы, поговорки и даже придумывал их. Готтлунд оказался более компетентным в вопросе творческих тайн Элиаса, чем многие другие.
Однако он критиковал эпос с точки зрения фольклориста, не желая видеть другого — появления в зарождающейся финской литературе масштабного художественного произведения, взращенного на почве народной поэзии Лённротом, человеком XIX в., любящим свое отечество, болеющим проблемами общества. Его современники, читая «Калевалу», могли сказать словами председателя созданного в 1831 г. Общества финской литературы Юхана Линсена: у Финляндии «есть своя история», и сама «отечественная литература только теперь встала из колыбели».
Будучи самым значимым произведением финской литературы, поэма далеко не сразу стала всеми читаемой. Финскую грамоту знали немногие. В книжных магазинах «Калевала» расходилась десять лет. Известность в Европе, да и на родине она приобрела благодаря шведскому переводу Кастрена.
 
 
Каноническая версия
Четырнадцать лет, прошедшие между двумя изданиями, были годами самой активной деятельности Лённ-рота в разных областях науки, культуры и просвещения. Он занимался издательской деятельностью: редактировал первый в Финляндии периодический журнал «Мехиляйнен» («Пчела») и «Оулуский еженедельник», участвовал в написании «Истории Финляндии» (1839 г.) и «Истории России» (1840 г.), готовил сборники пословиц и загадок, работал над словарями, составлением первого ботанического справочника «Флора Финни-ка», который вышел позже, в 1860 г. Но главный труд этих лет — сборник «Кантелетар» («Дева кантеле», 1840 г.), родившийся в результате авторского прочтения народных лирических песен и баллад. Строки из этой книги он потом включит в диалоги и монологи героев версии 1849 г. Не оставлял Лённрот и собирательскую работу. В свои поездки он брал «Калевалу» 1835 г. и на вложенных в книгу чистых листах писал фрагменты, строки для использования в дальнейшем.

Когда он снова вплотную сядет за работу, у него будет более 130 ООО строк народных песен, собранных им самим и другими фольклористами. Его ученики Эвропеус и Альквист открыли в финской Карелии, как раз в тех местах, где до них побывал Лённрот, целые руно-певческие династии (Сиссонены, Хуохванайнены, Шемейкки, Бурускайнены). Теперь у него было широкое поле для творчества. Он, можно сказать, сочинял народными строчками, поскольку небольшие фрагменты, взятые из песни конкретного рунопевца, переходя из одной версии в другую, обрастали новыми, перемежались с ними, рассасывались в общем тексте. И уже нельзя было сказать, что кому принадлежит. Перестройка строк, создание из них новых эпизодов, меняющих сюжет, — вот выход из тупика, в который попал поэт в самом начале работы, пытаясь «завязать» песни в одно повествование.

Что позволяло ему соединять порой несоединимое?

Дело в том, как заметил еще в 1700 г. один из первых финских фольклористов Даниэль Юслениус, что все строки карельских и финских эпических рун и заклинаний, а также многих лирических песен имеют, как правило, восемь слогов (после появления лённротовского эпоса такую метрику стали называть калевальской). Весьма подвижная, она позволяла ему сочинять текст из разножанрового и разновременного материала.

Типы стихотворных метрик изучал и сам Лённрот. Восьмисложная финская (карельская) строка имеет очень разные метрические фигуры. По подсчетам автора статьи, в «Калевале» Элиаса 273 ритмообразующие модификации. На другие языки их не перевести без ущерба для текста. В оригинале они естественны и прекрасны. И все потому, что финские слова имеют силовые ударения на первом слоге. Будучи разнослоговы-ми, они не нарушали общего звучания (на это Лённрот обращал постоянное внимание) и побуждали его изменять, переделывать строки, богато аллитерировать их (т.е. использовать прием, заключающийся в повторении первых звуков слов в строке) по образцу народных. Известно: в «Калевале» только 33% строк оставлены в том виде, в каком они встречаются в оригинале, остальные звучат иначе и часто потому, что автор любил писать звуками.

И, конечно, он усилил сюжетность поэмы. Удачей стало перенесение им в начало истории девушки Айно (ее имя «единственная» — плод фантазии поэта), а также эпизодов состязания в пении Вяйнямёйнена и Йов-кахайнена, образующих драматическую завязку. Айно, ставшая в версии 1835 г. сестрой Йовкахайнена и утонувшая из-за нежелания выходить замуж за старца, во второй редакции дает повод мстить Вяйнямёйнену победившему своего соперника. В свою очередь, его невольная вина перед юной красавицей стала одной из причин, вынуждающей мудреца покинуть народ Калевалы. Новый герой Куллерво — раб-мститель, появившийся во второй части поэмы, также подталкивает развитие общего сюжета. Илмаринен, чью жену он погубил, пытавшийся выковать себе золотую деву, отправляется сватать вторую дочь Ловхи. Взаимоотношения Калевалы с Похьелой обостряются. Борьба за обладание чудесным предметом сампо — апогей конфликта. Но моменты напряжения есть и в последующих эпизодах, когда мстителем становится сама хозяйка северной страны.
В окончательной версии поэмы 22 795 строк — почти вдвое больше, чем в первой. Удлинившиеся в результате дополнений эпизоды, однако, не кажутся длинными. События изложены здесь с большей художественной силой, мастерским использованием всех приемов народной поэзии (сравнений, гипербол, параллелизмов, аллитераций).
 
 
Поэма в науке и критике
 
Эвропеус, собравший для Лённрота в Приладожье (Республика Карелия) и Ингерманландии песенный материал, встретил появление новой книги неожиданной для всех резкой критикой. «Возможно, к общей радости недоброжелателей, но к великой досаде любителей отечества, — писал он в издаваемой им газете «Суометар», — выходит теперь в свет наша «Калевала», ломая требования красоты и народности». Как в свое время Готтлунд, он не мог принять это «собрание», которое становилось произведением самого «составителя». Между тем большинство современников воспринимали его как народный эпос в полном смысле этого слова. То, что знали Эвропеус и Готтлунд, долгое время оставалось закрытым для любителей «Калевалы».

Только к концу XIX в. финских ученых Акселя Боре-ниуса, Юлиуса Крона, Карле Крона и Августа Ниеми заинтересовали рукописи Лённрота и его записи, сданные в архивы Общества финской литературы. Последний строчку за строчкой сопоставил тексты всех версий книги, вплоть до 1849 г., с фольклорным материалом и показал, как сильно менялись фрагменты и строки народных песен под рукой «составителя». И Карле Крон на основании собственного познания и наблюдений других авторов сделал многозначный вывод: «Он (Лённрот — A.M.) — поэт, чья память, мысль и воображение постоянно пребывают в движении». Известный финский поэт конца XIX — начала XX в. Эйно Лейно, опиравшийся в творчестве на народную поэзию, воспринял «Калевалу» «как грёзу великого поэта».

Менялось отношение к книге и в других странах. Определенную компетентность проявил итальянский ученый Доменико Компаретти, писавший в 1892 г.: «Ни одна песня не приведена Лённротом так, как она существует в одном из сохранившихся вариантов, но он составляет текст каждой песни из всех вариантов, выбирая лучшие и наиболее подходящие». Под влиянием этого исследователя изменил свои суждения о поэме русский переводчик и историк литературы Леонид Вельский (1855-1916). «Работа Лённрота, - утверждал он, — представляет своего рода мозаику из этих записей... Лённрот сам явился таким же народным певцом.., как и те певцы, со слов которых он записывал». Но все-таки наука на той стадии не показывала органичности трудов поэта. Употребленное Вельским слово «мозаика» не совсем точно отражает творческий характер его усилий.

В XX в. огромную работу по сопоставлению «Калевалы» и народной поэзии проделал известный финский филолог Вяйно Кауконен. Его фундаментальные труды «Состав старой «Калевалы», «Второе издание «Калевалы» Элиаса Лённрота», «Лённрот и «Калевала» и другие коренным образом изменили представления об эпосе в Финляндии и в мире. Слово «составление» (от фин. kokoonpano) — свидетельство механистического подхода к творению автора. Но Кауконен употреблял его в комментариях, особенно в последних исследованиях, в кавычках и показал, как рождается нечто «третье» и по содержанию, и по стилю. Лённрот не составлял, а писал поэму. «Калевальское» в ней как раз то, чего нет в народных песнях.

В нашей стране, где дольше, чем где-либо, «Калевалу» трактовали как народный эпос, лишь выдающийся филолог и фольклорист Владимир Пропп (1895-1970), профессор Ленинградского государственного университета, имел дерзость написать в 1949 г.: «Современная наука не может стоять на точке зрения отождествления «Калевалы» и народного эпоса». Разрозненные эпические песни, создаваемые веками, передаваемые из поколения в поколение, убеждал он, в единую эпопею не складывают. «Лённрот создал единственное в своем роде во всей мировой литературе произведение, — далее продолжил он, — в котором сочетается народная простота, искренность, правдивость повествования, изящество, легкость и грация народного стиха, значительность народных сюжетов со стройной последовательностью и связью событий огромного по своему размеру, цельного литературного произведения». Поскольку данный взгляд не совпадал с официальной установкой (ее главным выразителем тогда был политик и государственный деятель Отто Куусинен), доклад Проппа, с которым он намеревался выступить на конференции в Петрозаводске, посвященной 100-летнему юбилею эпоса (1949 г.), не прозвучал. Статья «Калевала» в свете фольклора» была напечатана лишь в 1976 г. в его книге «Фольклор и действительность».

В Финско-шведском словаре, созданном Лённротом в последние десятилетия жизни, он представил свое детище как «национальный эпос финнов».

В советской Карелии поэму впервые опубликовали на языке оригинала с предисловием автора только через 100 лет после выхода первой версии в 1935 г. Подзаголовка на титульном листе, как и в издании 1849 г., не было. В дальнейшем на русском языке произведение печатали как «карело-финский народный эпос». Случалось, что имя «составителя» даже не называли. Юным читателям внушали: сказки-руны - само творчество народа. Когда автор данной статьи и литературовед Эйно Киуру в 1990-е годы решили опубликовать текст своего перевода «Калевалы» на русский язык в литературно-художественном журнале «Север», им так и не позволили поставить имя автора перед названием. От привычных же формулировок мы отказались. Оставалась надежда на предисловие. Его согласился написать известный российский этнограф, фольклорист, член-корреспондент АН СССР Кирилл Чистов. Определяя жанр книги, он поставил рядом слова, почти никогда не встречавшиеся вместе: «Эпическая поэма Э. Лённрота». Наш перевод так называемой полной «Калевалы» увидел свет в 1998 г. с именем творца на титульном листе и подзаголовком «Эпическая поэма на основе древних карельских и финских народных песен». А версия 1835 г. с указанием автора на обложке (переводчики те же) вышла в России только в 2006 г. в издательстве «Версо» (Петрозаводск). В других странах это произошло гораздо раньше: во Франции — в 1930 г., в Румынии — в 1959, 1968, Германии — в 1967, Испании — в 1984 г.

Подводя общий итог рассуждениям, можно сказать: «Калевала» как лироэпическая поэма Лённрота родилась на его письменном столе в результате многолетних творческих усилий. И это не умаляет значение карельских и финских рунопевцев, от которых он получил богатейший песенный материал, сам по себе заслуживающий изучения и издания. Его ценность — в абсолютной естественности рождения, что всегда восхищало создателя «Калевалы». То, что у профессионалов «становится работой», в народной поэзии «является самовыражением», образно писал он в предисловии к книге «Кантелетар». Другими словами, это то, чем отличается живой голос кукушки от кукования стенных часов, ручей в природе — от выкопанной канавы, лес — от парка.

В широком смысле «Калевала» — прекрасный парк, распланированный и высаженный образованнейшим поэтом XIX в., в более узком — лучший памятник фольклору, но не сам фольклор. Изучать ее следует как литературное произведение, корни которого уходят в народную поэзию.

«Наука в России», № 4, 2009

Владимир Фомин. Серия «Калевала»  http://www.vottovaara.ru/seminar/paint/kalevala.html
Аксели Галлен-Каллела    http://www.sampodialogi.ru/taide_Kuvaamataide_Gallen-Kallela_ru.html
 
Кандидат филологических наук Армас МИШИН, поэт, переводчик (город Петрозаводск, Республика Карелия)