Кречетова Анна. «Стихов пленительная сладость»

И, внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.

(А. С. Пушкин. К портрету Жуковского. 1818)

«Мы» и «они»

Знаменательная дата в нашей истории - 6 июня 1880 года, Пушкинские торжества. Кажется, они как раз должны были расставить все точки над «и», объединить всех - и, по свидетельствам очевидцев, действительно, всех объединили. Надолго ли? Как оказалось - всего лишь на день...

Весьма показательна с этой точки зрения эволюция высказываний Глеба Успенского, корреспондента «Отечественных записок», о пушкинском празднике 6 июня. Первое личное впечатление очевидца - полностью восторженное, Достоевский и его триумф обрисованы Успенским в самых доброжелательных тонах. Но буквально на другой день после торжеств, теперь именно по заданию редакции журнала, пишется статья «Секрет», где акценты расставлены иначе: «всечеловеческое» содержание речи Достоевского названо «всезаячьим» за отсутствие боевого духа, за отсутствие идеала борьбы, способного увлечь за собою общество.

И вскоре снова закипели страсти: западники против славянофилов, демократы против консерваторов - ожесточенно спорят, ищут дорогу к свету...
Да что там 150—200 лет... Само крещение матушки-Руси. Принималась христианская вера, как говорят историки, не вполне добровольно - и, несомненно, тогда тоже были свои консерваторы, стремившиеся сохранить наши прежние обычаи, купальские костры, поиски чудесного папоротника и тому подобное. Но вот вера устоялась. Народ, который когда-то, как говорит летописец, «звериным обычаем живяху», сердечно принял ее - и тут вдруг опять нововведение - реформа Никона. Новая проблема: как надо правильно креститься - двумя или тремя перстами?.. И вот история приносит нам человеческий документ - поистине мученическое житие.

«Все блага мне предлагали, - говорит рассказчик, - чтоб я с ними в вере соединился. Я же все сие Христа ради почел за сор, поминая смерть, ибо все это временно» («Житие протопопа Аввакума, им самим написанное»). И вот он - новый светоч веры - непокорный протопоп возносится к небу горящим факелом, отстаивая старый обычай, не желая принимать «западную ересь».

А Петр Первый с его «шутейными» забавами, от которых плакали родовитые бояре? Ну, а уж после его царствования, как всем хорошо известно, в России вообще все пошло «не так»...
Новый Петр Великий, убеждал В.Ф. Одоевский, необходим Европе, чтобы избавить ее от бездуховности, от забвения религиозных ценностей, от циничного культа материального. «Чует Запад приближение славянского духа,- пророчествовал Одоевский в середине XIX века,- пугается его, как наши предки пугались Запада» (В.Ф. Одоевский, «Русские ночи», 1844).

На протяжении нескольких веков споры о пути России не утихали. Люди, встречавшиеся в одних литературных салонах как друзья, оказывались непримиримыми политическими противниками на страницах журналов (В. Г Белинский, К.С. Аксаков, В. П. Боткин). Эти общественные деятели читали одних и тех же философов, их одинаково увлекали идеи просвещения и добра - но выводы представители противоположных лагерей делали разные. И за их ожесточенными спорами оказывались не слышны звуки поэтических лир, на второй план отходили понятия «искусство», «поэзия», «красота».

И вплоть до дня сегодняшнего по- прежнему все те же страсти кипят, все те же споры велись и ведутся: следует ли брать нам пример с Европы или все-таки единственно возможный удел Запада - наконец исчезнуть в бездне времени, окончательно сгинуть во тьме веков?

«Вас не разбудит лиры глас!»

Имя Пушкина, действительно, до некоторой степени могло примирить западников и славянофилов. Конечно, с оговорками, в разное время по- разному, на короткое время - но все- таки.
«Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв»,- так сам поэт убеждал «толпу», противопоставляя ее поэту, посланцу небес, наделенному даром свыше, отрешенному отдел мирских. Но, к сожалению, так могло быть только на бумаге. На деле же фигура Пушкина на протяжении XIX—XX веков то и дело оказывалась в центре политических споров.

Поначалу опала и ссылка, несомненно, мешали всеобщему восхищению его стихами, которое было характерно, например, для 1880-х годов.

С другой стороны, такие критики, как В. Г. Белинский, уже при жизни поэта говорили о спаде его литературного таланта. Но Белинский и вообще отдавал предпочтение Гоголю, утверждая, что легкомысленная эпоха поэзии осталась где-то далеко в прошлом и наконец-то наступило время серьезного изучения реальности. Само построение и содержание «Мертвых душ» рассматривалось в противопоставлении «Евгению Онегину». Роман в стихах - поэма в прозе. Герои Пушкина - антигерои Гоголя.

Отметим, что на протяжении нескольких десятилетий пушкинская строчка входила в государственный гимн России - при этом без упоминания имени автора (речь о строке «сильный, державный», взятой из лицейского стихотворения «Молитва русских»). Единоличным автором гимна назывался Жуковский. Ну, а после смерти поэта сам Жуковский предусмотрительно запер и опечатал дверь кабинета, где находились рукописи убитого друга. Затем постепенно он начал их редактировать с целью сделать возможной публикацию значительной части пушкинского наследия. Движимый столь похвальным побуждением, как возможность пройти цензуру, Василий Андреевич смело препарировал пушкинские строки, добросовестно «исправляя» их согласно потребностям исторического момента. Как многие, вероятно, знают, объектом переделок оказался и знаменитый «Памятник». Под пером Жуковского стихотворение приняло следующий вид:

И долго буду тем народу я любезен,
Что чувства добрые
я лирой пробуждал,
Что прелестью живой стихов
я был полезен...

Этот вариант оказался начертан и на монументе, открытом в Москве 6 июня 1880 года.
Уже отмечалось, что понятие «был полезен», к которому обращается здесь Жуковский, весьма сопоставимо с «пользой» пушкинского Сальери, критикующего Моцарта. Отмечалось, и что сам поэт, «повеса вечно праздный» (А. С. Пушкин. «Юрьеву», 1821), напротив, «пользой» пренебрегал («Поэт и толпа»).

Но будем справедливы. Посмертное собрание сочинений Пушкина вызвало ряд статей того же Белинского (1843—1846), где наибольшее внимание критика, конечно, вызывает понятие «народность». Так, в драме «Борис Годунов» - безмолвие собравшихся (в заключительной части пьесы) - голос народа, «страшный трагический голос Немезиды, изрекающей суд свой».

В целом же о поэзии Пушкина в 1840-е годы говорится не так много. Неудивительно - эпоха буржуазных революций в Европе заставляет общество с осторожностью обращаться к любым проявлениям вольномыслия. А с другой стороны, ведущие журналы отдают предпочтение «гоголевскому» направлению в литературе. Нельзя сказать, что и сам пушкинский «Современник», выкупленный у П.А. Плетнева Панаевым и Некрасовым, старался избегать «житейского волненья». Напротив, в 1840-е годы именно он и оказывается в гуще политических баталий.

«Там сбыт малеванному хламу...»

Консерваторы-славянофилы могли бы поднять Пушкина на щит и, надо признать, пытались это делать, - но решал читатель: их издания широкой популярностью не пользовались и достаточно быстро умирали. Стоит ли удивляться? - ведь идеи консерватизма и почвенничества были к тому времени далеко не новы. Согласимся, что силы были неравны. Ведь разве могли в глазах читателя туманные статьи славянофилов соперничать хотя бы с первыми повестями Тургенева?..

Была и другая причина. Запад, прогнивший, кажется, насквозь, как ни странно, делал столь значительные успехи в науке и промышленности, что Россия, с ее огромными природными ресурсами, но отсталым экономическим укладом, все еще не могла с ним соперничать. Люди понимали, что время требует перемен. Пушкин, знакомый широким массам в интерпретации Жуковского, разумеется, казался уже не столь актуален и не мог бы увлечь за собою «мыслящую» молодежь.

Иллюстрацией гегелевского тезиса о борьбе противоположностей становится зарождение и развитие концепции «чистого искусства» - в противовес утилитаристским эстетическим теориям. Его адепты объявляют пушкинское творчество вершиной развития отечественной литературы. В середине 1850-х годов один из авторов и сторонников этой концепции, П. В. Анненков, понимая огромное значение поэта, начинает подготовку нового собрания его сочинений. Рукописи, переданные ему Н.Н. Ланской (Пушкиной), составляют огромную часть еще не изданного к тому времени пушкинского наследия. Анненков начинает и сбор материалов к биографии поэта - многие современники рады были поделиться своими рассказами о знакомстве с выдающимся литератором. Именно тогда и начинается собственно научное пушкиноведение.

А в 1860-м выпускники Лицея объявляют сбор средств на памятник поэту. Отметим, что уже в 1817 году друзья Пушкина установили камень с надписью «Genio loci» («Гению места») рядом с Царскосельским Лицеем (впоследствии утерянный). И вот 1860 год кажется подходящей датой для увековечивания памяти великого литератора. Действительно - новое царствование, которое обещало быть либеральным. Преддверие отмены крепостного права - несомненно, судьбоносная для России веха. Фигура Пушкина, кажется, действительно могла бы всех примирить и объединить в тот момент. Но... денег было собрано недостаточно, и идею открытия памятника пришлось отложить. Дело остановилось.

Как известно, первые результаты реформ были восприняты в стране неоднозначно и скорее отрицательно. Польское восстание 1863-го. По понятным причинам вопрос о памятнике Пушкину отодвинулся на второй план. До сих пор поэту ставят в вину стихотворение «Клеветникам России» («О чем шумите вы, народные витии?», 1831). Действительно, «спор славян между собою» в итоге перерос в проблему более широкого масштаба, в решении которой и до сих пор считают необходимым принимать участие многие мировые державы.

Николай Ишутин и Дмитрий Каракозов... «Что я сделал этим несчастным, за что они меня так ненавидят?» - спрашивал царь-освободитель, имея в виду террористов, годами охотившихся на него. Несомненно, нельзя и невозможно оправдать террор. Эти печально известные двоюродные братья (обелить деятельность которых, конечно, нельзя), в частности, не имели возможности вносить деньги за обучение, не могли закончить университет. Можно представить себе, какую вообще нужду приходилось испытывать многим отпрыскам еще недавно обеспеченных семей, если тот же Глеб Успенский создает на рубеже 1860-1870-х трилогию с красноречивым названием «Разоренье»...
И вот Пушкин вновь оказывается забыт на годы...

Процессы пауперизации охватывают все более широкие слои населения, что, несомненно, способствует распространению лево-демократических идей. Правительство уповает на отдаленные результаты реформ, которые, действительно, появляются - но уже лишь во второй половине 1870-х годов. А до этого - кризис начала 1870-х, брожение в умах, вызванное Парижской коммуной, манифест о всеобщей воинской повинности и, наконец, участие России в сербско- турецком конфликте во второй половине 1870-х.

Огромная масса российских добровольцев отправляется в Сербию. Консервативные и лево-демократические журналы единодушно приветствуют этот процесс. «Московские ведомости» и «Русский вестник» М.Н. Каткова, вдруг оказываются солидарны с «Отечественными записками» Некрасова и Салтыкова-Щедрина. Лишь умеренно-либеральная критика (в частности, тот же Г. И. Успенский в «Санкт-Петербургских ведомостях») высказываются против кампании, пишут о первых красных бантах на шинелях.

Как известно, старший брат матроса Железняка, разогнавшего Учредительное собрание (как и множество других будущих анархистов) также участвовал в сербско-турецком конфликте конца 1870-х годов. История вынесла свой приговор. Именно в это время (о чем писал, в частности, сам М.Н. Катков) среди солдат-добровольцев начинают образовываться так называемые «общаки», или иначе - «товарищества», стихийные объединения, совместно закупавшие припасы и обмундирование - неформальные организации внутри самой армии, несомненно, также подготовившие ее крах в 1917 году.

Ну а пока - речи, собрания, торжества, о чем весьма красочно писал еще Лев Толстой, отправивший Вронского именно на сербский фронт.
Вместе с тем эти празднества, действительно, становились значимым событием. И общество по-прежнему ощущало в них потребность, даже в конце 1870-х, уже после окончания войны. Возможно, отчасти поэтому идея провести широкие торжества, посвященные открытию памятника Пушкину, наконец-то встретила практически всеобщую поддержку.

«Не зарастет народная тропа...»

И пушкинские торжества поистине стали народными. Автор выбранного проекта, Александр Михайлович Опекушин - сам выходец из крепостных. Концепция памятника - проста и лаконична. Соразмерность всей частей монумента приводит к тому, что его высота - 11 метров - не ощущается зрителями.

Сами торжества продлились несколько дней. Из Петербурга в Москву отправился специальный поезд, места на который выкупили многочисленные желающие попасть на открытие памятника. Как вспоминали очевидцы, среди пассажиров оказался любитель, некто Мюнстер, хорошо знавший и замечательно читавший пушкинские стихи. В дороге с чтением своих произведений выступили А.Н. Плещеев, Я. П. Полонский, другие литераторы, и это чудо встречи с поэзией продолжалось до самого рассвета.

Утром 5 июня делегации принимались в Городской Думе, там же зачитывались приветственные телеграммы к празднику, поступавшие со всех уголков России.
На площади Страстного монастыря были установлены щиты с названием пушкинских произведений. К самой площади проход был по пропускам, но народ заполнил собой все близлежащие улицы. Даже места в окнах соседних домов можно было купить, чтобы увидеть открытие памятника. Речи произносили принц Ольденбургский, московский городской голова С. М. Третьяков (брат П. М. Третьякова, основателя Третьяковской галереи) и другие ораторы. И вот пелена, окутывавшая монумент, спала, и многотысячные крики «ура» приветствовали явление Александра Пушкина. Многочисленные лавровые и дубовые венки украшали пьедестал. Публика кидала к подножию памятника букеты ландышей и фиалок, тоже раскупленных в центре Москвы почти мгновенно.

А после открытия памятника люди бросились к венкам, чтобы оторвать себе хоть веточку, хоть листочек в знак напоминания об этом дне.
Затем торжества переместились в Московский университет, где было присвоено звание Почетного члена университета Глебу Успенскому, Я. К. Гроту и П. В. Анненкову. Выступали ректор университета Н. С. Тихонравов, выдающийся историк В.О. Ключевский и другие...

И.С. Тургенев, несомненно, был еще одной - после Пушкина - центральной фигурой празднеств. Он говорил о задачах, стоящих перед российской молодежью, о том, что имя Пушкина было отодвинуто на второй план по понятным причинам - но вот настало время обратиться к нему, вспомнить о значимости и о приоритете культуры. В зале Дворянского собрания прошли концерты, на которых вновь произносили речи, где слушали исполнение пушкинских произведений.

Еще одним литератором, которого восторженно приветствовала толпа, стал Ф. М. Достоевский. Русский человек - это вечный скиталец, говорил он. Нет успокоения нашей мятущейся душе, кроме как в стремлении к мировому счастью. Оттого-то, подчеркивал писатель, так понятны нам и Шекспир, и Данте, - что мы отзывчивы ко всем влияниям, душа наша готова и открыта к пониманию всех народов, населяющих Землю. И всех мы, жители России, говорил Достоевский, стремимся сделать счастливыми, хотя бы и жертвуя собой.

Женщины во время речи Достоевского плакали, его закидывали цветами - и это тоже был, несомненно, настоящий триумф.

Но вот торжества отшумели. Люди, обнимавшиеся на них, как братья, разошлись вновь по разным политическим и литературным лагерям. Любовь, самопожертвование, истина, добро, красота - эти понятия, еще лишь несколько часов назад вызывавшие слезы, вновь произносились с черствыми ироничными улыбками столь же черствыми ироничными людьми. Или - людьми, лишь желавшими показаться именно такими?.. Всенародный праздник остался позади.

А впереди были новые споры, новые разногласия, впереди был 1881 год, и впереди было - страшное и трагическое 1 марта – убийство императора Александра II ...