Бердникова Елена. Исторический факт и его художественное воплощение. История Пугачевского бунта и Капитанская дочка А.С.Пушкина


Не приведи бог видеть русский бунт,
бессмысленный и беспощадный!

А.С.Пушкин

                                       
Введение
 
К написанию “Истории Пугачевского бунта” Александра Сергеевича Пушкина, безусловно, подтолкнул неудачный исход восстания декабристов, в числе которых были его друзья, а также волнения крестьян и военных поселенцев в 1830 г., снова обостривших вопрос о крепостном праве. Как человека и гражданина это не могло оставить Пушкина равнодушным. Поэтому в 1833 г. он добился разрешения на четырехмесячную поездку по местам пугачевского восстания - Оренбургской и Казанской губерниям.  
Пушкин изъездил места восстания Пугачева, собирая данные и опрашивая еще живых стариков-свидетелей. Затем заехал в Болдино. Здесь он и начал работать над ”Историей Пугачевского бунта”.
20 октября Пушкин вернулся в  Петербург.       “История…” была закончена.    
Но на этом он не остановился, теперь его целью стало написание художественного романа с захватывающим сюжетом, утверждающим связь между двумя социальными группами. Так в том же 1833 году было написано одно из лучших прозаических произведений Пушкина - ”Капитанская дочка”. Пугачевщина должна была явиться предостережением для дворянства, которое не видело необходимости новых форм связи с крестьянством.

 “Капитанская дочка” - одно из наиболее совершенных и глубоких созданий Пушкина - неоднократно была предметом исследовательского внимания. В обширной литературе вопроса особо следует выделить ряд исследований Ю.Г.Османа, в частности, «От «Капитанской дочки» А.С. Пушкина к «Запискам охотника» И.С.Тургенева» и главу в книге Г.А.Гуковского «Пушкин и проблема реалистического стиля». Архивные разыскания и публикации документов, равно как и тонкий анализ идейного содержания романа в работах Ю.Г.Османа, производимый на обычном для зтого исследователя широком идеологическом фоне, и рассмотрение художественной природы романа, его места в истории формирования пушкинского реализма в книге Г.А.Гуковского составляют высшие достижения советского литературоведения в этой области. И если те или иные положения этих работ могут стать предметом научного спора, то это не умаляет их значения как основы для любого дальнейшего углубленного анализа пушкинского произведения. Ряд глубоких замечаний можно найти в работах Б.В,Томашевского, В.Б.Шкловского, Д.П.Якубовича, Е.Н.Купреяновой, Н.К.Пиксанова, Д.Д.Благого, Ю.М.Лотмана и других.

Это, однако, не означает, что проблематика “Капитанской дочки” исследована до конца. Более того, многие кардинальные вопросы позиции Пушкина в “Капитанской дочке” все еще продолжают оставаться дискуссионными. Таково, например, истолкований знаменитых слов о “русском бунте”. Если Ю.Г. Осман считает их своеобразной данью цензурным условиям, воспроизведением охранительной точки зрения (равной взглядам Дашковой и Карамзина), разоблачаемой всем ходом повествования, вызывающего читательское сочувствие Пугачеву, то другой авторитетный знаток творчества Пушкина, Б.В.Томашевский, писал: “Оставленная в тексте романа сентенция отнюдь не вызывалась необходимостью изложения событий. Что же касается до взглядов Гринева, как героя романа, на Пугачева и крестьянское движение, то Пушкин отлично охарактеризовал их в других более четких словах и в самом ходе действия. Если он сохранил эту фразу, то потому, что она отвечала собственной системе взглядов Пушкина на крестьянскую революцию. За этой фразой не кроются ни презрение к русскому крепостному крестьянству, ни неверие в силы народа, ни какие бы то ни было охранительные мысли. Эта фраза выражает, что Пушкин не верил в окончательную победу крестьянской революции в тех условиях, в которых он жил”.      
В “Капитанской дочке” Пушкин использовал факты, собранные во время работы над “Историей…”.  , лишь с тем отличием, что из простого изложения фактов он сделал повествование.
 
Часть 1. Жанровые особенности произведений.

В 1831 году Пушкин зачисляется на службу в качестве «историографа» и получает разрешение работать в архивах. Он настойчиво экспериментирует с прозаическими жанрами, неустанно ищет новые формы литературы. В письме В.Д. Вольховскому он пишет: « Посылаю тебе моё последнее сочинение, «Историю Пугачёвского бунта». Я старался в нём исследовать военные тогдашние действия и думал только о ясном их изложении…»  Безусловно, «История…» написана в жанре исторического исследования, сухим сжатым языком. П.В. Анненков  свидетельствует: «Рядом с своим историческим трудом Пушкин начал, по неизменному требованию артистической природы, роман «Капитанская дочка», который представлял другую сторону предмета – сторону нравов и обычаев эпохи. Сжатое и  только по наружности сухое изложение, принятое им в истории, нашло как будто дополнение в образцовом его романе, имеющем теплоту и прелесть исторических записок».                     

В нашем сравнительном исследовании мы будем придерживаться определения самого Пушкина жанра  «Капитанской дочки» как романа, исходя из определения, данного в «Большом энциклопедическом словаре»: «Роман – литературный жанр, эпическое произведение большой формы, в котором повествование сосредоточено на судьбах отдельной личности в её отношении к окружающему миру, на становлении, развитии её характера и самосознания. Роман – эпос нового времени; в отличие от народного эпоса, где индивид и народная душа нераздельны; в романе жизнь личности и общественная жизнь предстают как относительно самостоятельные, но «частная» внутренняя жизнь индивида раскрывается в нём «эпопейно», т.е. с выявлением её общезначимого и общественного смысла. Типичная романная ситуация – столкновения в герое нравственного и человеческого (личностного) с природной и социальной необходимостью. Поскольку роман развивается в новое время, где характер взаимоотношений человека и общества постоянно меняется, постольку его форма по существу является «открытой». Основная ситуация всякий раз наполняется конкретно-историческим содержанием и находит воплощение в различных жанровых модификациях. В1830-х годах начинается классическая эпоха реалистического социально- психологического романа» . И хотя в словаре не называется ни имя А.С.Пушкина, ни его произведение «Капитанская дочка», мы, исходя из определения, со всей очевидностью называем А.С. Пушкина родоначальником жанра реалистического социально-психологического романа.
  
Часть 2. Сравнительный анализ «Истории Пугачёвского бунта» и романа «Капитанская дочка»
Появлению Пугачева как исторического лица  предшествовал бунт Яицких казаков. Проведём сравнительный анализ эпизодов романа с участием Пугачёва и соответствующими им эпизодами «Истории…». Вот небольшой материал из “Истории…”.На реке  Яик  “ в пятнадцатом столетии, явились Донские казаки, разъезжавшие по Хвалынскому морю. Они зимовали на ее берегах, в то время еще покрытых лесом и безопасных по своему уединению; весною снова пускались в море, разбойничали до глубокой осени, и к зиме возвращались на Яик. Подаваясь все вверх с одного места на другое, наконец они избрали себе постоянным пребыванием урочище Коловратное в шестидесяти верстах от нынешнего Уральска ” .
То есть они жили вольно и не были никем притесняемы, по велению царя Михаила Федоровича обживали пустынные земли по реке Яик и прилегающие степи: “Яицкие казаки послушно несли службы по наряду московского приказа; но дома сохраняли первоначальный образ управления своего. Совершенное равенство прав; атаманы и старшины, избираемые народом, временные исполнители народных постановлений; круги, или совещания, где каждый казак имел свободный голос и где все общественные дела решены были большинством голосов; никаких письменных постановлений.”
Так продолжалось до воцарения Петра Великого.

Следующие цитаты кратко показывают основные причины начала бунта Яицких казаков, поведение восставших и усмирение бунта. Так как в “Истории…” приводится очень большой  по объему материал, посвященный этим событиям, мы выделили только те цитаты, которые, по нашему мнению, содержат рассказ об основных событиях.
1)  При сравнении источников видно, что Пушкин смягчил истинную причину начала этого бунта. После изучения исторического документа становится понятно, что государство имело реальное намерение изменить социальное положение казаков, и именно это вызвало негодование  в казачьей среде и повлекло за собой это страшное восстание. 
“Петр Великий принял первые меры для введения Яицких казаков в общую систему государственного управления. В 1720 году Яицкое войско отдано было в ведомство Военной коллегии” “Государь сам назначил войскового атамана”  .
2) С этого момента и начались внутренние распри в казацкой среде, которые государство пыталось решить своим вмешательством, но безуспешно. Приблизим начало мятежа и отказ казаков по велению государя преследовать калмыков, решивших покинуть пределы России и перейти под власть китайского правительства, чтобы избегнуть притеснений местного начальства. “Яицкому войску велено было выступить в погоню; но казаки (кроме весьма малого числа) не послушались, и явно оказались от всякой службы”.   Далее события приняли необратимый характер.
3) Вот некоторые отрывки из “Записки полковника Пекарского о бунтах Яицких, что ныне Уральские, казаков и о самозванце Емельяне донском казаке Пугачеве”, подтверждающие наше предположение:
“ В 1770 году повелено было из Яицких, что ныне Уральские, казаков сформировать в Московский  легион эскадрон казачий; но они ослушались и поэтому в 1771-м году, для исследования и принуждения к сформированию  того эскадрона, послан в Яицкий городок Оренбургского корпуса генерал-майор фон Траубенберг и из Петербурга гвардии капитан Маврин; помянутые ж казаки от себя послали в Петербург с просьбой двух казаков, просить об отмене формирования из них эскадрона, коих там взяли под арест, и обрив им бороды и лбы, отправили в 1772-м году в Оренбург, для определения в Алексеевский пехотный полк”.
Обратив особое внимание на такое слово, как “принуждение”, понимаем, что это является ничем иным, как открытым пожеланием властей окончательно подчинить себе казаков.  Правительство спровоцировало агрессию с их стороны, заключив под арест казачьих послов.  
4)    Вот еще одна цитата из “Истории…”:
“Узнали, что правительство имело намерение составить из казаков эскадроны, и что уже повелено брить им бороду. Генерал-майор Траубенберг, присланный для того в Яицкой городок, навлек на себя негодование”( I, 11).

В “Капитанской дочке” Пушкин так сжато описал все эти события, что они уместились всего в два предложения:
“Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению ”  (I, 11).
То есть фраза “правительство имело намерение…” в “Истории…” заменена на «меры, уже предпринятые генерал – майором» в литературном произведении.    

Казаки отомстили обидчикам, после чего последовало усмирение бунта. То есть мы видим, что автор в литературном произведении, в силу понятных обстоятельств, переместил центр повествования с действий правительства на действия генерал-майора, дабы этот конфликт выглядел, как  конфликт между казаками и чиновником, а не между казаками и императрицей. Далее в описании убийства Траубенберга также прослеживается стремление сгладить остроту конфликта. Так описывает это “История…”:
                 
“Траубенберг бежал и был убит у ворот своего дома”.
 а в “Капитанской дочке”:
“Следствием было варварское убийство Траубенберга…”.
То есть в литературном произведении Пушкин  не показывает трусость и бегство Траубенберга, но опять использует преувеличение как некий художественный реверанс перед власть предержащими, чтобы показать жестокость казаков. Так казаки отомстили обидчикам, после чего последовало усмирение бунта. “История…” гласит:
“Между тем генерал-майор Фрейман послан был из Москвы для их усмирения, с одной ротой гренадер и с артиллерией ”. 
 Так же автор показывает, как жестоко было подавлено это восстание:
”Фрейман картечью открыл себе дорогу…,  за ушедшими была послана погоня, и почти все были переловлены ”  (I, 11).

О том, что правительство  было решительно настроено против казаков, говорит то количество артиллеристов, которые были посланы на подавление мятежа. Тогда полевые команды состояли из 500 человек пехоты, конницы и артиллерийских служителей. В 1775 году они заменены были губернскими батальонами. Но опять таки Пушкин в “Капитанской дочке ”заменил эту цитату другой: “Наконец, усмирение бунта завершено картечью и жестокими наказаниями”. Именно, в этой части, повествующей о восстании, видно, как часто он «смягчает» описания по сравнению с историческим источником.» 

Вот чем заканчивается этот бунт. “История…”:
“Начальство поручено яицкому коменданту, подполковнику Симонову. В его канцелярии повелено присутствовать войсковому старшине Мартемьяну Бородину и старшине (простому) Мостовщикову. Зачинщики бунта наказаны были кнутом; около ста сорока человек сослано в Сибирь; другие отданы в солдаты (все бежали); остальные прощены и приведены ко вторичной присяге. Сии строгие и необходимые  меры восстановили наружный  порядок; но спокойствие было ненадежно. “То ли еще будет!” говорили прощеные мятежники: “так ли мы тряхнем Москвою”. – Казаки все еще были разделены на две стороны: согласную и несогласную (или, как весьма точно переводила слова сии Военная коллегия, на послушную и непослушную). Тайные совещания происходили по степным уметам и отдаленным хуторам.  Все предвещало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался ”
В ”Капитанской дочке” есть материал, также рассказывающий о волнении народа:
“Все было уже тихо, или казалось таковым; начальство слишком легко поверило мнимому раскаянию лукавых мятежников, которые злобствовали в тайне и выжидали удобного случая для возобновления беспорядков ” .
После таких событий казаки не могли спокойно продолжать свое существование. В их душах и сердцах было желание освободиться и отомстить обидчикам, но без предводителя действовать было нельзя. Этим предводителем и стал Емельян Пугачев. Вот, что говорит ”История…” о появлении Емельяна Пугачева:
                     
“В смутное сие время, по казацким дворам шатался неизвестный бродяга, нанимаясь в работники то к одному хозяину, то к другому, и принимаясь за всякие ремесла.  Он был свидетелем усмирения мятежа  и казни зачинщиков, уходил на время в Иргизские скиты; оттуда, в конце 1772 года, послан был для закупки рыбы в Яицкой городок, где и стоял у казака Дениса Пьянова. Он отличался дерзостию своих речей , поносил начальство, и подговаривал казаков бежать в области турецкого султана; он уверял, что и Донские казаки не замедлят за ними последовать, что у него на границе заготовлено двести тысяч рублей и товару на семьдесят тысяч, и что какой-то паша, тотчас по приходу казаков, должен им выдать до пяти миллионов; покамест обещал он каждому по двенадцать рублей в месяц жалованья. Сверх того, сказывал он, будто бы противу Яицких казаков из Москвы идут два полка, что около рождества, или крещенья, непременно будет бунт. Некоторые из послушных хотели поймать и представить, как возмутителя, в комендантскую канцелярию; но он скрылся вместе с Денисом Пьяновым, и был пойман уже в селе Малыкове ( что ныне Волгск) по указанию крестьянина, ехавшего с ним одною дорогою. Сей бродяга был Емельян Пугачев, донской казак и раскольник, пришедший с ложным письменным видом из-за польской границы, с намерением поселиться на реке Иргизе, посреди тамошних раскольников. Он был отослан под стражею в Симбирск, а оттуда в Казань; и как все, относящееся к делам Яицкого войска, по тогдашним обстоятельствам могло казаться важным, то оренбургской губернатор и почел за нужное уведомить о том государственную Военную коллегию донесением от 18 января 1773 года”.
 
Так как тогда яицкие бунтовщики встречались на каждом шагу, то казанское начальство не обратило особого внимания на Пугачева. Он содержался в тюрьме вместе с другими заключенными. Но его сообщники не забыли о нем, и 19 июня 1773 года он бежал.
”Однажды он, под стражею двух гарнизонных солдат, ходил по городу, для собирания милостыни. У Замочной Решетки ( так называлась одна из главных казанских улиц) стояла готовая тройка. Пугачев, подошед к ней, вдруг оттолкнул одного из солдат, его сопровождавших; другой помог колоднику сесть к кибитку и вместе с ним ускакал из городу”  (II, 14).
После этого в течение 3 месяцев скрывался он по хуторам от погони, когда в начале сентября оказался на хуторе Михаила Кожевникова со своим главным сообщником Иваном Зарубиным, который объявил Кожевникову, что великая особа находится в их краю.
“Он убеждал Кожевникова скрыть ее на своем хуторе. Кожевников согласился. Зарубин уехал, и в ту же ночь перед светом возвратился с Тимофеем  Мясниковым и с неведомым человеком, все трое верхами. Незнакомец был росту среднего, широкоплеч и худощав. Черная борода его начинала седеть. Он был в верблюжьем армяке, в голубой калмыцкой шапке и вооружен винтовкою. Зарубин и Мясников поехали в город для повестки народу, а незнакомец, оставшись у Кожевникова, объявил ему, что он император Петр ---,что слухи о смерти его были ложны, что он при помощи караульного офицера, ушел в Киев, где скрывался около год”  (II,15).
В “Капитанской дочке” имеются цитаты, которые несут такой же смысл, но имеют другую форму.
1) “История…”:
“Сей бродяга был Емельян Пугачев, донской казак и раскольник…, объявил ему, что он император Петр --- …” (II, 15),
 в “Капитанской дочке”:
«Убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев, учиняя непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра” (VI, 314).

Мы видим, что в “Истории…” донской “казак и раскольник” является уточнением, но, как мы заметили, это уточнение стоит в “Истории…” после имени Емельяна Пугачева, а в “Капитанской дочке” перед ним, и поэтому  одинаковая часть двух этих предложений звучит по разному. Когда уточнение стоит после уточняемого слова, его отделяют запятой, соответственно при чтении образуется пауза, которая делает цитату из ”Истории…” прерывистой, а цитату из “Капитанской дочки”, в которой нет пауз, плавной и благозвучной. Оборот “принятием на себя имени покойного…” говорит нам об использовании высокого стиля в написании, что является одним из художественных приёмов автора.

Вторая же часть цитат, в которой идет речь о принятии имени Петра, отличается значительной приукраской во втором случае. Когда в “Истории...” идет простое изложение фактов, ”что он император Петр --- ”, текст “Капитанской дочки» является повествованием, в котором очень много длинных и высоких определений, имеющих исключительно украшательский характер: “Учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра”. Несомненно, Пушкин использовал такой оборот, чтобы выразить свое резко-отрицательное отношение к  поступку самозванца.
Здесь уместно будет вспомнить стихотворение А.С.Пушкина «Друзьям», написанное ранее, в 1828 году:
                              Нет, я не льстец, когда царю
                              Хвалу свободную слагаю:
                              Я смело чувства выражаю,
                              Языком сердца говорю.
                                       (Собр. соч. в 3-х т., М., «Худ. лит-ра»,с. 414).   
Как же выглядел Пугачев внешне? Как ни странно, но в “Истории…” встречается довольно краткое описание внешности бунтовщика. Люди, описывающие его, упоминают лишь бороду, рост и телосложение. Из этого можно сделать вывод, что он не обладал особыми отличительными чертами, выделяющими его из казачьей среды. Возможно, сам он понимал это, стремился разными способами выделиться из ему подобных. Вот его словесный портрет,использованный автором в «Истории…»:
“Незнакомец был росту среднего, широкоплеч и худощав” (I, 15), а в “Капитанской дочке”:
“он был лет сорока, росту среднего худощав и широкоплеч” (II, 289)
Эти цитаты идентичны по смыслу, но отличаются порядком слов “худощав” и “широкоплеч”. На первый взгляд, между ними нет разницы, но, сравнивая звучание последних предложений, можно заметить, что благодаря перестановке слов, второе -  мягче на слух, чем первое:               длинное и сложное в произношении слово ”широкоплеч” стоит      перед более коротким и простым “худощав”, то при чтении, дойдя до него, невольно получается замедление речи, в то время как во второй цитате замедление выпадает на последнее слово, и происходит характерное понижение интонации.
Также отличительной чертой была его борода. Вот как ее описывает автор в “Капитанской дочке”:
“В черной бороде его показывалась проседь” (II,289),
 а в “Истории…” –
“Черная борода его начинала седеть” (II, 15).
Художественный текст предполагает не столько точную передачу внешности героя, сколько то впечатление, которое он производит, в данном случае, на Петра Гринёва, автор пользуется приемом замены словосочетания «начинала седеть», возможном в длящемся историческом изложении, на «показывалась проседь» с целью передать впечатление, произведённое  Пугачёвым на бросившего на него беглый взгляд Петра. Так простое изложение фактов превращается в художественный образ.
Также встречается нам описание того, во что был одет Пугачев в его первую встречу с Гриневым.
“История…”:“Он был в верблюжьем армяке…” (II, 15),
“Капитанская дочка”: “на нем оборванный армяк и татарские шаровары…” (II, 289).
Теперь мы можем сказать, почему  в главе “Вожатый” Пугачёв произвёл на Гринёва впечатление бродяги: армяк – «оборванный», шаровары, скорее всего, чужие.  Вот второе описание костюма  Пугачева-«императора» из “Капитанской дочки”:
“На нем красный казацкий кафтан, обшитый галунами. Высокая соболья шапка, с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза” (VI, 324).
Использование данной контекстной антитезы –  один из эффектнейших приёмов, используемых Пушкиным.

После “провозглашения” Пугачева императором Петром и после дачи им обещаний бороться за казаков и обиженных правительством, бунтовщики стали стекаться к нему, приумножая его шайку “с часа на час”. Как только Пугачев почувствовал силу, он тут же двинулся на Яицкий городок. Его целью было освобождение ранее бунтовавших казаков, которые несомненно отблагодарили бы самозванца своим беспрекословным подчинением. Освобождение началось с пролития крови.
Подтверждение этому имеется и в “Капитанской дочке”, в письме капитану Миронову от генерала:
“…Емельян Пугачев…собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в Яицких селениях…” (VI, 289).
Имя этого человека ассоциируется с большим количеством смертей. В “Капитанской дочке” Гриневу снится страшный сон, в котором был Пугачев, а с ним и наполненная трупами комната, и кровавые лужи… Вот, что об этом говорит Пушкин устами своего героя:
”Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть, и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни” (II, 288);

А вот, что пишет он в “Истории…”, в примечании к главе третьей:
”Пугачев на хуторе Шелудякова косил сено. В Уральске жива еще старая казачка, носившая черевики его работы. Однажды, нанявшись накопать гряды в огороде, вырыл он четыре могилы. Сие обстоятельство истолковано было после, как предзнаменование его участи” (98).
Во время пугачевского восстания было убито много людей, “бунтовщик” часто одерживал победу. В “Капитанской дочке” Пушкин отмечает, с какой смелостью и храбростью отстаивал капитан Миронов свою крепость, но и она была взята. Вот как погиб комендант Белгородской крепости Миронов:
“”Который комендант-” – спросил самозванец. Наш урядник выступил из толпы и указал на Ивана Кузьмича. Пугачев грозно взглянул на старика и сказал ему: ”Как ты смел противиться мне, своему государю-” Комендант, изнемогая от раны, собрал последние силы и отвечал твердым голосом: “Ты мне не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!” Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком. Несколько подхватили старого капитана и потащили к виселице…. и через минуту увидел я бедного Ивана Кузьмича вздернутого на воздух” (VII,324).
В этих строках автор хотел показать настоящую верность долгу тех людей, которые служили не за страх, а за совесть.
Каждый покоренный город встречал Пугачева колокольным звоном. В обоих произведениях имеется  упоминание об этом.
«История…”:
”начали звонить в колокола…” (II, 20),
“Капитанская дочка”:
“Колокольный звон утих; настала мертвая тишина” (VII, 325).
Сравнивая эти цитаты, можно увидеть, что для “Капитанской дочки” автор выбрал словосочетания, создающие напряжённую атмосферу ожидания: «Звон утих», «настала» не просто тишина, а «мёртвая тишина». Из истории известно, что таким образом встречали государей, а из того, что так встречали и Пугачева, можем сделать вывод, что  народ  оказывал свое почтение именно “царю”, наивно веря самозванцу.
    
 В 18-ом веке весь русский народ, начиная с высших сословий и заканчивая низшими, был глубоко верующим. Вера занимала почетное место в их сердцах. Ни одно важное событие не обходилось без посещения церкви: рождение ребенка, крестины, свадьба, начало какого-либо нового проекта, смерть… Даже при рождении ребенка в самой бедной семье находились способы крестить его. Зная о таком отношении народа к вере, Пугачев мог использовать это в своих целях. Он прекрасно понимал, что если ему один раз удастся заставить человека присягнуть на веру, то под страхом божьей кары он будет признавать царем только его.
“История…”:
 
 “Поп ожидал  Пугачева с крестом и со святыми иконами” (II, 20).
  “Капитанская дочка”:
“Отец Герасим, бледный и дрожащий, стоял у крыльца, с крестом в руках, и, казалось, молча умолял его за предстоящие жертвы” (VII, 325).
После нескольких часов присяги, Пугачев ”объявил отцу Герасиму, что будет обедать у него”(VII, 326).
Действительно, Пугачев любил после утомительной присяги хорошенько подкрепиться. В “Истории...” имеется упоминание о том, как самозванец со своими сообщниками после расправы над главнокомандующим Илецкого городка устроили в свою честь пир:
”Пугачев повесил атамана, три дня праздновал победу и, взяв с собою всех Илецких казаков и городские пушки, пошел на крепость Рассыпную”(II, 16).
Большая часть населения, присягнувшая Пугачеву, присоединялась к шайке и следовала за ним.
 ”Капитанская дочка”:
“Пугачев уехал; народ бросился за ним”(VII, 326),
 “История…” (после взятия крепости Рассыпной):
”Казаки и тут изменили. Крепость была взята. Комендант, майор Веловский, несколько офицеров и один священник были повешены, а гарнизонная рота и полтораста казаков присоединены к мятежникам”(II,17).
Самое главное, на мой взгляд, различие между историческим источником и литературным произведением заключается в том, что в “Капитанской дочке” автор представляет Пугачева как единственного предводителя восстания, в то время как в “Истории…” мы нашли такой интересный материал:
“Пугачев не был самовластен. Яицкие казаки, зачинщики бунта, управляли действиями прошлеца, не имевшего другого достоинства, кроме некоторых военных познаний и дерзости необыкновенной. Он ничего не предпринимал без их согласия; они же часто действовали без его ведома, а иногда и вопреки его воле. Они оказывали ему наружное почтение, при народе ходили за ним без шапок и били ему челом: но на-едине обходились с ним как с товарищем, и вместе пьянствовали, сидя при нем в шапках и в одних рубахах, и распевая бурлацкие песни”,“В числе главных мятежников отличался Зарубин (он же Чика), с самого начала бунта сподвижник и пестун Пугачева. Он именовался фельдмаршалом, и был первый по самозванце…Отставной артиллерийской капрал пользовался полною доверенностию самозванца. Он вместе с Падуровым заведывал письменными делами у безграмотного Пугачева, и вел строгой порядок и повиновение в шайках бунтовщиков…Разбойник Хлопуша из-под кнута клейменый рукою палача, с ноздрями, вырванными до хрящей, был один из любимцев Пугачева. Стыдясь своего безобразия он носил на лице сетку, или закрывался рукавом, как будто защищаясь от мороза. Вот какие люди колебали государством!” (III, 28).
Эти же яицкие казаки очень ревностно относились к любимчикам самозванца. Так например, в начале бунта Пугачев приблизил к себе сержанта Кармицкого, которого взял в писари. Казаки же, при взятии очередной крепости, утопили его, а на вопрос Пугачева о нем, сказали, что он просто сбежал. Еще один пример: после взятия крепости Нижне-Озерской был повешен майор Харлов, его молодая вдова понравилась бандиту, и он взял ее к себе. Он привязался к ней, выполнял ее желания. Она встревожила ревнивых злодеев, и Пугачев был вынужден отдать Харлову и ее брата им на растерзание. Они были расстреляны.

Неудивительно, что Пушкин упоминает о сообщниках Пугачева в “Капитанской дочке”. В главе “Мятежная слобода” он делает акцент на том, что его сообщники не желают оставлять Пугачева наедине с Гриневым, предполагая дружеские отношения между ними.
“Говори смело при них, – сказал мне Пугачев, -  от них я ничего не таю”(ХI, 347).
Таким образом, исторические материалы позволяют сделать вывод о том, что, в действительности, Пугачев не был самовластен в известной степени, в то время Пугачев - литературный герой представляется нам властным и независимым.

В окружении Пугачева было принято присваивать отличившимся разбойникам имена элиты Екатерининского времени.  В “Истории…”  Чика назывался фельдмаршалом, а вот какое упоминание об этом встречается на страницах “Капитанской дочки”:
“Фельдмаршал мой, кажется, говорит дело”, “Слушай, фельдмаршал”, и вот как во второй раз он обращается к поссорившимся Белобородову и Хлопуше: “Господа генералы” – провозгласил важно Пугачев. -  “Полно вам ссориться”(VI, 350).
Но Пугачев присваивал “звания” не только разбойникам. Вот какой материал имеется в примечании к главе 3 “Истории…”:
“Кажется,  Пугачев и его сообщники не полагали важности в этой пародии. Они в шутку называли также Бердскую слободу – Москвою, деревню Каргале – Петербургом, а Сакмарской городок – Киевом”(102).
Нам известно, что Пугачев шел со своей шайкой со стороны Киргиз-кайсацких земель, учиняя грабежи и насилие. Оренбургская крепость была последней в цепи сакмарской линии, и у нее было больше времени подготовиться к нападению разбойников. Эта крепость была сильнее и больше других. Она была форпостом государства в противостоянии с мятежниками, поэтому Пугачеву было так важно покорить ее. Все события, описываемые в “Капитанской дочке”, происходят во время осады Оренбурга. В это время Пугачев расположился в Бердской слободе. Вот как описывает это “История…”:
“Осенняя стужа настала ранее обыкновенного. С 14 октября начались уже морозы; 16-го выпал снег. 18-го Пугачев, зажегши свой лагерь, со всеми тяжестями пошел обратно от Яика к Сакмаре и расположился под Бердскою слободою, близ летней сакмарской лороги, в семи верстах от  Оренбурга. Оттоле разъезды его не переставали тревожить город, нападать на фуражиров и держать гарнизон во всегдашнем опасении”(III, 25).

Бердская слобода находилась на реке Сакмаре. Она была обнесена оплотами и рогатками, по углам были батареи. Дворов в ней было до двухсот. Обосновавшись здесь, Пугачев превратил ее в место убийств и распутства. Почти все время, пока длилась осада Оренбурга, бандиты находились на ее территории. Поэтому неудивительно, что о ней много говорится и в “Истории…”, и в “Капитанской дочке”, а в последней целая глава названа в ее честь. Эта мятежная слобода явилась местом встречи Пугачева и Гринева.
Видя, что Оренбург силен, Пугачев решил взять его измором. О том, что Оренбург находился в тяжелом положении, можно прочесть не только в “Истории…”:
“Положение Оренбурга становилось ужасным. У жителей отобрали муку и крупу, и стали им производить ежедневную раздачу. Лошадей давно уже кормили хворостом” (IV, 37),
 но и в “Капитанской дочке”:
“Все беглецы согласно показывают, что в Оренбурге голод и мор, что там едят мертвечину…”(ХI, 349).

Возможно, удача и продолжала бы сопутствовать самозванцу, если бы усмирение мятежников не было поручено А.И.Бибикову. Генерал-аншеф Бибиков, благодаря своему военному опыту и знанию этого дела, смог освободить вымирающий Оренбург. Под его началом служили генерал Фрейман, майор Харин, генерал-майор Мансуров,  князь Голицин, подполковник Гринев… Подполковник Гринев и Петр Гринев, герой повести “Капитанская дочка”, – это не одно и тоже лицо. В пропущенной главе из “Капитанской дочки”, повествующей о приключениях нашего главного героя, заменены имена. Имя Гринева на имя Буланина, а имя Зурина на имя Гринева. Эта глава не включена в окончательную редакцию “Капитанской дочки” и сохранена в черновой рукописи под названием “Пропущенная глава”. Эта глава отличается по манере написания от остальных, а также она больше похожа не на повествование, а на чистое изложение фактов. Сначала А.С.Пушкин хотел включить ее в роман, но затем передумал, так как могла бы произойти путаница в головах читателей, да и просто весь роман превратился бы во вторую “Историю…”.
После ряда поражений Пугачев, преследуемый Михельсоном и Хариным, был вынужден бежать за Волгу, где его приход привел народ в смятение. Вот цитаты, повествующие об этом:
“История…”:
“Вся западная сторона Волги восстала и передалась самозванцу” (VIII, 68),
“Капитанская дочка”:
“Мы приближались к берегам Волги; полк наш вступил в деревню** и остановился в ней ночевать. Староста объявил мне, что на той стороне все деревни взбунтовались, шайки Пугачевские бродят везде”(“Пропущенная глава”, 375).
Но, несмотря на временную удачу, дела Пугачева шли все хуже и хуже. Преследуемый войсками, самозванец был ранен, многие были взяты в плен, бандиты стали думать о выдаче Пугачева правительству. О главном поражении Пугачева в “Капитанской дочке” говорится очень кратко:
”Пугачев бежал, преследуемый Иваном Ивановичем Михельсоном.  Вскоре узнали мы о совершенном его разбитии”(ХIII, 364).
 В “Истории…” об этом же пишется много и подробно:
“Пугачев стоял на высоте, между двумя дорогами. Михельсон ночью обошел его, и стал противу мятежников. Утром Пугачев опять увидел своего грозного гонителя… Сражение продолжалось недолго. Несколько пушечных выстрелов расстроили мятежников. Михельсон на них ударил. Они бежали, брося пушки и весь обоз… Сие поражение было последним и решительным”(VIII,75).
 Но Пугачев схвачен не был:
 ”Пугачев хотел итти к Каспийскому морю, надеясь как-нибудь пробраться в киргиз-кайсацкие степи ”(VIII, 76.

Казаки же решили сдать своего вождя правительству. Вот как это описывается в “Итории…”:
“Пугачев сидел один в задумчивости. Оружие его висело в стороне. Услыша вошедших казаков, он поднял голову и спросил, чего им надобно- Они стали говорить о своем отчаянном положении, и между тем, тихо подвигаясь, старались загородить его от висевшего оружия. Пугачев начал опять уговаривать итти к Гурьеву городку. Казаки отвечали, что они долго ездили за ним и что уже ему пора ехать за ними”(VIII, 76).
Так они предали своего соратника. Связав его, они отправились в Яицкий городок, где по приезду, под присмотром Суворова переправили в Москву.
Так же скупо и сдержанно описана в “Капитанской дочке” автором казнь Пугачева. Не сказано ни слова ни о раскаянии бунтовщика, ни о его четвертовании. О том, что было на самом деле, говорится только в “Истории…”.
“Сани остановились против крыльца лобного места. Пугачев и любимец его Перфильев, в препровождении духовника и двух чиновников, едва взошли на эшафот, раздалось повелительное слово: на караул, и один из чиновников начал читать манифест. При произнесении чтецом имени и прозвища главного злодея, так же и станицы, где он родился, обер-полицмейстер спрашивал его громко: ты ли донской казак, Емелька Пугачев- Он столь же громко ответствовал: так, государь, я донской казак, Зимовецкой станицы, Емелька Пугачев. Потом, во все продолжение манифеста, он, глядя на собор, часто крестился…По прочтении манифеста, духовник сказал им несколько слов, благословил их и пошел с эшафота. Читавший манифест последовал за ним. Тогда Пугачев, сделав с крестным знамением несколько земных поклонов, обратился к соборам, потом с уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся во все стороны, говоря прерывающимся голосом: прости, народ православный; отпусти, в чем я согрубил пред тобою…прости, народ православный! При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп; стали раздирать рукова шелкого малинового полукафтанья. Тогда он сплеснул руками, повалился навзничь, и в миг окровавленная голова уже висела в воздухе…
Палач имел тайное повеление сократить мучения преступников. У трупа отрезали руки и ноги, палачи разнесли их по четырем углам эшафота, голову показали уже потом и воткнули на высокий кол”(VIII, 79).
“Так кончился мятеж, начатый горстию непослушных казаков, усилившийся по непростительному нерадению начальства, и поколебавший государство от Сибири до Москвы, и от Кубани до Муромских лесов. Совершенное спокойствие долго еще не водворялось. Панин и Суворов целый год оставались в усмиренных губерниях, утверждая в них ослабленное правление, возобновляя города и крепости, и искореняя последние отрасли пресеченного бунта. В конце 1775 года обнародовано было общее прощение, и повелено все дело предать вечному забвению. Екатерина, желая истребить воспоминание об ужасной эпохе, уничтожила древнее название реки, коей берега были первыми свидетелями возмущений. Яицкие казаки переименованы были в Уральские, а городок их назвался сим же именем. Но имя страшного бунтовщика гремит еще в краях, где он свирепствовал. Народ живо помнит кровавую пору, которую – так выразительно – прозвал он пугачевщиной ” (VIII,80).
Так заканчивает Александр Сергеевич Пушкин свою “Историю Пугачевского бунта”.
    
Заключение.

После  изучения этого материала, становится понятно, что Пушкин не занимал позиции ни одной из сторон. Увидев раскол общества на две противопоставленные силы, он понял, что причина подобного раскола лежит не в чьей-либо злой воле, не в низких нравственных свойствах той или иной стороны, а в глубоких социальных процессах, не зависящих от воли или намерений людей. Поэтому Пушкину глубоко чужд односторонне-дидактический подход к истории. Он в борющихся сторонах видит не представителей порядка и анархии, не борцов за «естественное»  договорное общество и нарушителей исконных прав человека. Он видит, что у каждой стороны своя, исторически и социально обоснованная «правда», которая исключает для нее возможность понять резоны противоположного лагеря. Более того, и у дворян, и у крестьян есть своя концепция законной власти и свои носители этой власти, которых каждая сторона с одинаковыми основаниями считает законными.
Пушкин ясно видит, что, хотя «крестьянский царь» заимствует внешние признаки власти у дворянской государственности, содержание ее - иное. Крестьянская власть патриархальнее, прямее связана с управляемой  массой, лишена чиновников и окрашена в тона семейного демократизма.
Осознание того, что социальное примирение сторон исключено, что в трагической борьбе обе стороны имеют свою классовую правду, по-новому раскрыло Пушкину уже давно волновавший его вопрос о жестокости как неизбежном спутнике общественной борьбы.
“Капитанская дочка” - одно из наиболее совершенных и глубоких созданий Пушкина - неоднократно была предметом исследовательского внимания.
К моменту ее создания позиция Пушкина изменилась: мысль о жестокости крестьян заменилась представлением о роковом и неизбежном ожесточении обеих враждующих сторон. Он начал тщательно фиксировать кровавые расправы, учиненные сторонниками правительства. В “Замечаниях о бунте” он приводил очень много примеров, говоривших не в пользу последних.
Пушкин столкнулся с поразившим его явлением: крайняя жестокость обеих враждующих сторон проистекала часто не от кровожадности тех или иных лиц, а от столкновения непримиримых социальных концепций.
       
Для Пушкина в “Капитанской дочке” правильный путь состоит не в том, чтобы из одного лагеря современности перейти в другой, а в том, чтобы подняться над «жестоким веком», сохранив в себе гуманность, человеческое достоинство и уважение к живой жизни других людей. В этом для него -  подлинный путь к народу.

Литература

1.Пушкин “Полное собрание сочинений”  том 8-9, 16. М., Воскресение,       1995
2.    Ю.М.Лотман “Пушкин”, С.-Петербург, СПб,1997
3. А.С. Пушкин, собр. соч. в з-х томах, М., «Худ. лит-ра»,1985.
4. П.В Анненков. Материалы для биографии Пушкина. М. 1984.
5. БСЭ, М.,2000.
6. Ю.Г. Осман. «От «Капитанской дочки» А.С. Пушкина до «Записок охотника» И.С. Тургенева».
7. Г.А. Гуковский. «Пушкин и проблема реалистического стиля».