Название «закамское серебро» обязано своим происхождением князю московскому Ивану Даниловичу (1283—1340), еще при жизни прозванному за богатство и щедрость Калитой (*Калита — старинное русское название денежной сумки, мешка, кошеля (прим. ред.)). Как следует из Новгородской первой летописи младшего извода, он в 1332 г. потребовал от новгородцев дополнительной дани для Орды, «прося у них серебра закамьское».

Однако второе название — «закаменское», вероятно, точнее указывает на происхождение восточных серебряных изделий, добываемых русскими воинскими отрядами и торговыми людьми. «Камнем» вплоть до XVIII в. на Руси именовали Урал. Этот термин — точный перевод, «калька» с языков местных народов. Уже после первых походов в Югру (территория между рекой Печорой и Северным Уралом) в XI в. главной добычей для русских, стремящихся прорваться в международную торговую систему, стало серебро в виде монет и разнообразной утвари — то, чем эти земли были богаты и что удалось накопить средневековыми жителями Предуралья, Урала и Зауралья в ходе восточной торговли. Напомним, тогда в здешних краях не было серебряных рудников, и благородный металл сюда завозили.

На Урале и в Приобье в настоящее время известно свыше 300 средневековых серебряных сосудов. Основное место находок — Пермская губерния, где обнаружено около 200 изделий. На середину XX в. в Прикамье, по сводке ведущего научного сотрудника Института археологии РАН доктора исторических наук Владислава Даркевича, учтено более 100 кладов. Среди приобретений — сосуды из Согда и Хорезма (Средняя Азия), Хоросана (восточный Иран), составляющие около двух третей от всех находок торевтики, Византии и Западной Европы. Наиболее интересные и художественно выразительные экземпляры (15—20%) изготовлены в Сасанидском Иране — империи, существовавшей с 224 по 651 г., или по близким мотивам в Согде. Причем уральские находки составляют 75% от общего числа Сасанидской торевтики, хранящейся в музеях мира.

Сколько драгоценной посуды было у владык Востока? Этот вопрос не раз задавали специалисты и любители истории искусства. И хотя никто и никогда не вел учета этим предметам, ответ на него можно найти на страницах письменных источников.

Так, персоязычный автор начала XIII в. Мухаммад ибн Исфендиар писал в «Истории Табаристана» (1216—1217 гг.): «Однажды... один хоросанский царевич приехал к испахбеду (правителю) Табаристана с многочисленными дарами и подношениями... Он попросил серебряные блюда и подносы, чтобы расположить на них дары. Слуги принесли ему... 500 серебряных подносов. Хоросанец попросил еще. Тогда... послали к главной жене испахбеда и принесли от нее еще 500 подносов из серебра. Испахбед получил дары из Хоросана на этих 1000 подносах и в ответ послал царевичу 2000 подносов, наполненных подарками». Как следует из описания, у правителя одной не очень большой провинции — несколько тысяч серебряных сосудов, он может дарить их, не задумываясь об оскудении своей сокровищницы. Надо полагать, у царей и крупных вельмож этих предметов было значительно больше, и сосуды, хранящиеся сейчас в музейных фондах по всему миру, — лишь остатки былого богатства.

Известные петербургские ученые-востоковеды доктора исторических наук Ростислав Кинжалов и Владимир Луконин, представлявшие в книге «Памятники культуры Сасанидского Ирана» (1960 г.) восточную коллекцию собрания Государственного Эрмитажа, справедливо отмечали: «Те несколько десятков серебряных сосудов, которые представлены на эрмитажной выставке, являются сейчас богатейшим в мире собранием памятников Сасанидской торевтики. В самом Иране их насчитывается не многим более десятка, а в музеях Франции, Англии, Америки — единицы. Все остальные десятки и десятки тысяч золотых и серебряных изделий этого периода были с течением времени переплавлены и перечеканены в другие вещи».

В фондах культурных учреждений нашего края, в частности в Пермской государственной художественной галерее, Коми-Пермяцком краеведческом музее им. П.И. Субботина-Пермяка, Чердынском краеведческом музее им. А.С. Пушкина, не так много подлинников драгоценной торевтики. Большая часть местных находок распределена Императорской археологической комиссией (основана в 1859 г.) в центральные  музеи, осела в коллекции русской аристократической семьи Строгановых, передана в советское время из региональных учреждений в центральные крупнейшие хранилища отечественных и мировых памятников культуры. Например, в восточное собрание Эрмитажа — энциклопедического музея, содержащего памятники различных эпох и цивилизаций, вошли блюдо, найденное в 1925 г. в Пермском крае у деревни Бартым крестьянином Галитша Давлетшиным, клад из трех блюд, обнаруженный в 1936 г. в Чердынском районе, серебряная чаша из Молотовского областного краеведческого музея, поступившая туда в 1941 г. из села Ильинское. В московский Государственный исторический музей были переданы в 1943 г. золотой среднеазиатский сосуд из скупочного пункта в г. Молотове, в 1952 г. — сосуды и монеты, найденные после войны в окрестностях Бартыма. Следует заметить, здесь в одном из его залов представлен комплекс находок из Прикамья: золотые и серебряные сосуды, монеты, серебряное блюдо с изображением сцены пира бога Диониса и другие ценные изделия.

Древнюю серебряную посуду продолжают находить и теперь. Так, в 1989 г. при раскопках Верх-Саинского могильника в Березовском районе Пермского края специалисты Камско-Вятской археологической экспедиции Удмуртского государственного университета обнаружили в погребении № 154 хорезмийский сосуд — серебряную ложчатую чашу VIII в. Она хранится в археологическом музее указанного университета.

Но в целом до музеев и коллекционеров дошло крайне мало древних находок. Основную их массу переплавили и перечеканили в другие вещи. Происходило это и в далеком прошлом, и ближе к нашим дням. Известный собиратель и исследователь археологических древностей Александр Теплоухов (1811 —1885) дал в связи с этим интересное пояснение: «Находимые в Пермской губернии серебряные вещи привозили в Вятку, где... братья Агафоновы в иной год перерабатывали до 30 пудов серебра и 20 пудов золота на разные образки и прочие вещи. По их словам, серебряные вещи, находимые в земле, — из хорошего серебра, лучше, чем наше, оно лучше плавится и меньше чернеет на воздухе. Поэтому находчики серебряных вещей и перекупщики везут его в Вятку». Интересно, что традиция крестьян Пермского Предуралья переплавлять и переделывать изделия из драгоценных металлов на свои нужды зафиксирована капитаном Николаем Рычковым еще в XVIII в., и существовала она долго.

Выдающийся историк почетный член Петербургской АН Николай Карамзин (1766—1826) хотя и не смог дознаться, откуда Калита получил сведения о «серебре закаменском» и как он его добывал, но указал: русские «действительно могли хвалиться знатным количеством серебра, получаемого... от немецких купцов и через Югру из Сибири. Новогородцы обещали Михаилу Тверскому 6000 фунтов серебра, а Витовту действительно заплатили около шестидесяти пудов, что прежде открытия Америки было весьма много». По мнению Карамзина, Иван Калита стал первым московским князем, имевшим огромные запасы серебра. Он платил им дань в Орду, военные контрибуции, покупал на него земли с городами (например, Углич и Галич), одаривал драгоценными изделиями бояр, а после его смерти, в соответствии с завещанием, большое количество серебряной утвари получили родственники Калиты, священники, церкви и монастыри. Таким образом, значительная часть древностей, разными путями попавшая на Урал в период раннего средневековья, стала русской добычей и была использована как часть государственной казны на различные политические и экономические цели.

 

Культура угров, по мнению археологов, этнографов и культурологов, отличалась удивительной устойчивостью традиций, в том числе особым почитанием серебра и вообще металла белого, небесного, лунного, божественного цвета. Так, у хантов и манси именно серебро, а позже свинец и олово выступали в качестве основы для изображений духов-покровителей. Серебряные сосуды играли особую роль в обрядности обских угров, их использовали как символы божественности, а вещи из драгоценного металла — щитки, гривны, серьги, подвески, украшения, монеты — приносили в дар духам-покровителям. Они также выполняли роль вспомогательной атрибутики на праздниках. В «Трудах» Института этнографии Академии наук СССР (1947 г.) известный этнограф и археолог доктор исторических наук Валерий Чернецов (1905-1970) отмечал, что при «вызове шаманами духа «за народом смотрящего человека» у задней стены юрты ставили четыре металлические тарелки. Исследователь Северной и Северо-Восточной Сибири Николай Гондатти (1860—1946), описывая обряды вызова богов и духов, также указывал на использование серебряных сосудов: «Очень часто перед жильем ставится предварительно несколько серебряных или вообще металлических тарелочек, чтобы божий конь мог стоять не на голой земле или снегу». Поскольку «небесный всадник» мог ездить не один, то тарелочки нужны были для всей компании.
Этнограф Сибири, Средней Азии Николай Абрамов в «Описании Березовского края» (1857 г.) отмечал несколько иное использование серебряных тарелок — для изображения трона идола (среди главных остяцких идолов указывается кумир из золота, сидящий в чаше).

В более позднее время (XVI—XIX вв.) блюда из серебра заменяли посудой из белого металла, напоминавшего уральским уграм серебро. Так, по описанию немецкого естествоиспытателя и этнографа Отто Финша, в одном из остяцких святилищ «идол состоял из мумиеподобной связки около 4 футов длиной, окружавшей ствол дерева и обмотанной красным сукном и лентами. Сверху связки на том же стволе были прикреплены четыре металлические тарелки, из которых две большие, отлитые из олова, были европейского происхождения. Другие две тарелки имели около 3,5 дюйма в диаметре и были из серебра. На дне одной из них находилось грубое изображение северного оленя, а на другой — лося, и, кроме того, плоские края обеих тарелок были украшены охотничьими сценами, представляющими человека в длинной шубе и с луком в руках, преследующего волка или собаку». Блюда, таким образом, изображали лица богов.

В работе «Серебро закамское» первых веков нашей эры. Бартымское местонахождение» (1954 г.) создатель пермской школы по археологии Отто Бадер (1903— 1979) и признанный авторитет в области финно-угорской и булгарской археологии доктор исторических наук Алексей Смирнов (1899—1974) подчеркивали: «До Октябрьской революции в голодные годы в Зауралье нередко можно было«ст^етить на рынках древние серебряные блюда и чаши или слышать о смельчаках, решавшихся «сорвать шайтана», то есть с опасностью для жизни ограбить языческое святилище, где наряду с принесенными в жертву лучшими мехами хранились серебряные блюда, чаши и серебряные фигурки людей и животных».
На ритуальное использование сосудов из серебра указывают и многочисленные «шаманские» рисунки, нанесенные тонким режущим предметом на лицевую и оборотную сторону сосудов. Они изображали различные сцены из обрядов: мужские фигуры в остроконечных шлемах с саблями в руках, рыбы, птицы, лошади, лоси. Может быть, процесс рисования на священном блюде гарантировал победу в сражении, удачу на охоте.

По мнению археолога, востоковеда Бориса Маршака, с 1958 г. работавшего в Государственном Эрмитаже, поступление торевтики в Предуралье и на Урал началось еще в IV—Vвв. и закончилось вXIII—XIV вв. Попадало оно с Востока и Запада через посредников, контролирующих Всемирную торговую систему и ее важный отрезок — Камский (Пушной) торговый путь: Хазария, Волжская Булгария, Золотая Орда.

Сюжеты восточной посуды, в особенности сасанидской, считают специалисты, сыграли заметную роль в формировании художественного угорского стиля, а идеология, выраженная в искусстве Ирана, Согда и Хорезма, повлияла на мировоззрение угров, в котором чувствовалось сильное влияние митраизма (индоиранская религия, связанная с поклонением богу Митре).

Завершая рассказ о серебряных сосудах, поступивших на Урал в эпоху средневековья, необходимо отметить, что они закрепили традицию использования в обрядах уральских угров изделий из священного металла — серебра. Яркие и уникальные образцы восточной торевтики надолго оказались в центре уральской ритуальной практики, а представленные на них сюжеты внесли свою лепту в развитие мифологических представлений и изобразительных канонов угров Урала и Западной Сибири. Часть привезенных в Прикамье и на Урал серебряных сосудов местные жители переделывали в украшения, знаковые и культовые предметы. Например, угорскую этническую культуру отличает использование погребальных лицевых покрытий — масок, они типичны для древних и этнографических групп ханты и манси, распространены в древневенгерских могильниках Паннонии (бывшая Римская провинция, занимавшая территории современной западной Венгрии, восточной Австрии и частично Словении и Сербии). К настоящему времени в Пермском крае известно более 100 таких серебряных масок в виде раздельных наглазников и наротников, полу- и цельных масок из тонко раскованного серебряного листа или фольги. Некоторые с рисунками, сделанными чернью и имитирующими татуировки, встречаются явно портретные изображения — на них переданы черты покойного, показаны ресницы, брови, усы, борода. В некоторых мужских погребениях с масками есть и серебряные подвески с изображением всадника — отличительный знак воина или вождя.

Следует подчеркнуть, значительную часть потока серебра, устремившегося с VI в. в уральские леса, составили серебряные монеты. Среди них — западноевропейские денарии, византийские миллиаресии, арабские и булгарские дирхемы. Максимальный приток арабской монеты в Предуралье приходился на X в. — первую половину XI в. К наиболее крупным кладам дирхемов в Пермском крае относят Чердынский 1860 г. с 6 тыс. монет и Майкарский (свыше 1 тыс. монет), а также Ягошурский 1867 г. (Удмуртия). Большинство из них смешанные — монетно-вещевые. Например, в том же Ягошурском находились слиток серебра и серебряный кувшин. Большая часть монетных кладов маркируют какие-либо святилища или жертвенные места. На это указывают, в частности, поэтичные, нередко фантастичные, но в чем-то и правдивые источники — скандинавские саги.

В период раннего средневековья в Прикамье и на Урал поступало также огромное количество серебряных украшений: поясные наборы, височные подвески, перстни, браслеты, медальоны, цепи, лицевые пластины от поясных кожаных сумочек-кошельков венгерского типа, так напоминающих знаменитую древнемосковскую небольшую поясную денежную сумку — калиту. Большая их часть — продукция ювелиров Волжской Булгарии (историческое государство в среднем Поволжье и бассейне Камы, X—XIII вв.), некоторые созданы на месте предуральскими мастерами из переплавленных монет. Из Венгрии привозили целые серебряные поясные наборы (например, находки двух поясов в Редикарском кладе, обнаруженном в 1929 г. в 1 км от села Редикар Чердынского района). Практически на каждом могильнике и поселении различных археологических культур Прикамья и Приуралья — ломоватовской (V—IX вв.), неволинской (конец ГУ—IX вв.) и поломской (V—IX вв.) — находят эти предметы.

Их разнообразие поражает воображение. Например, в состав клада, обнаруженного в 1927 г. в селе Вильгорт Чердынского района, входили 26 украшений: многолепестковые, квадратные и круглые накладки от головного убора, декорированные припаянными серебряными жгутиками и зернью (маленькие шарики), расплющенными и перевитыми золочеными проволочками, вставками сердолика; колпачки от перстней, украшенные зернью и сканью (ажурный узор). Фон круглых частей подвесок заполнен золотыми прокладками из тонко раскованных сканых проволочек. В Вильгортских находках в качестве вставок в круглые шатоны (один из видов закрепки драгоценных камней) использованы шаровидные бусины из красного сердолика или разломанные пополам граненые бусы из него. Позже здесь нашли серебряную подвеску-лунницу, декорированную вставкой из голубого стекла или бирюзы, обильной зернью и сканью, прокладками из золотых пластин.

Великолепными образцами булгарской ювелирной продукции являются серебряные массивные браслеты-наручи. Один из них, входящий в состав Чупинского клада, обнаруженного в 1959 г. в долине реки Быгель при строительстве дороги (старого пермского тракта), хранится в Березниковском историко-художественном музее им. И.Ф. Коновалова (Пермский край). Он имеет два продольных углубления с бордюрами, украшенными строчными орнаментами из глазков. Закругленные расширяющиеся концы браслета декорированы поясками из катушечной филиграни, крупной и мелкой каплевидной зернью, группирующейся пирамидками, и прокладками из золота. В центре каждой конечной лопасти — квадратный шатон под вставку из сердолика. По многим признакам — расположению зерни, вставкам, катушечной филиграни, глазковому орнаменту — браслет может быть отнесен к продукции булгарских ювелиров.

Монетное и вещевое серебро попало к уграм Урала и Приобья в результате активной международной торговли. Как известно, среди статей вывоза из Предура-лья фигурировали слитки меди и бронзы, отборное зерно и продукт огромной ценности для раннего средневековья — соль. Однако главным торговым эквивалентом были меха — белки, соболя, куницы, черной и красной лисы, горностая, бобра, песца. Они привлекали внимание восточных и русских торговцев, охотно менявших этот товар на серебро. Соболи и горностаи в средневековье водились по обеим сторонам Северного и Среднего Урала в кедрачах. Количество ценного пушного зверья было огромным, и его добычу вели гигантскими масштабами.

К сожалению, для раннего средневековья цифровых оценок «меховой» охоты в источниках нет, но хорошо известно, что в 1586 г. на Западную Сибирь был наложен ясак (налог) в 200 тыс. соболей. Но уже после первых походов в Югру — на Урал — для русских, прорывающихся в международную торговую систему, основным источником прибыли стало серебро в виде монет и разнообразной утвари, накопленное в ходе экономических связей Урала с Востоком.