9 апреляРодился новосибирский писатель А.И. Плитченко (1943-1997)Сказать однозначно, кто он — поэт, прозаик, публицист, переводчик, драматург,
литературный критик — вряд ли возможно, ибо плодотворно работал Александр Иванович Плитченко во всех этих жанрах. Им написано несметное количество стихов, несколько повестей
и пьес, множество статей, рецензий, эссе. Он активно переводил с языков народов
Сибири (особо следует отметить художественный перевод алтайского героического
эпоса «Маадай-Кара» объемом в несколько тысяч строк). Сам себя он полушутя называл
«многостаночником». Но все-таки главный и любимый его «станок» была поэзия. С
нее «на заре туманной юности» началась у А. Плитченко литературная жизнь. С ней
он не расставался до последних дней своих.
Наверное, не будет преувеличением сказать, что он и родился поэтом. Во всяком
случае (как сам вспоминал) «сочинять и записывать придуманное начал, когда еще
толком и писать не умел. В старших классах начал писать постоянно и много». В
четырнадцать лет первые его стихи и рассказы появляются в местной прессе. В двадцать
он дебютировал в еженедельнике «Литературная Россия». Добрые напутственные слова
тогда сказал о нем Егор Исаев.
А год спустя — в 1964 — вышла первая книжка стихов А. Плитченко. Адресовалась
она детям и называлась «Про Сашку». С этого времени его книги в Новосибирске и
Москве стали выходить с завидной регулярностью (на сегодня одних только поэтических
сборников у Плитченко не менее двух десятков). Впрочем, сама по себе плодовитость,
какой бы впечатляющей она ни была, еще мало о чем говорит. Однако всем своим творчеством
А. Плитченко успешно доказывал, что пишет он не только много, но и хорошо. Прозрачно-чистый
и ясный, как воздух сельского приволья, стих его сразу же располагал к себе, ложился
на душу.
Полевыми птицами звенело,
Осыпало росы на леса,
Утро не алело — зеленело
И текло от почвы в небеса!
Был рассвет просторный и высокий,
Оживала, зеленея, высь —
Мощные древесные потоки
В небеса привольно пролились.
И, где зелень стала голубою,
Над землей умытой, молодой
Говорило раннею листвою
Дерево с последнею звездой...
А главным предметом изображения едва ли не с первых литературных шагов А. Плитченко
становится «родительский дом». Так, кстати, поэт назвал и одну из своих книг.
Назвал глубоко продуманно, поскольку понятие это значило для него всегда чрезвычайно
много. Прежде всего, это — «дом, в котором мы рождаемся, который полнится запахом
хлеба, березовым свежим теплом». И в стихотворных картинах поэта он выпукло зрим,
почти осязаем. Как и чудные пейзажи золотой «матерь Барабы», где «над травой витают
сказки теплого летнего детства».
С той же проникновенной любовью и лиричностью рассказывает А. Плитченко о дорогих
его сердцу людях «родительской земли» — будь то вечно живые в памяти отец и мать,
«уличный пастух» Гриша Стрельников, старик из села Волчья Грива или же механизатор,
который на своем тракторе «у березняка черную борозду тянет».
Поэт среди них тоже не чужой. В Барабе, в селе Чумаково Куйбышевского района
Новосибирской области в апреле 1943 года А. Плитченко родился. В этой суровой,
но духовно благодатной среде «прорастал» он в лихую военную и послевоенную годину,
о чем не раз впоследствии вспомнит в своих стихах. Здесь получил первые житейские
и трудовые уроки, здесь, по собственному признанию, познал «как рубль советский
достается». Отсюда берет начало его жизненное русло.
С годами оно все дальше уводило поэта от истоков, но раз за разом он упорно возвращался
к нему своей памятью. И не случайно так настойчиво, как, однако, и естественно,
будто песнь жаворонка в поле, звучит в поэзии А. Плитченко мотив благодарной сыновней
любви к «родительской земле», где «каждая рощица — мать, каждое поле — отец».
[...]
Сохранение коренного, вековечного жизненного русла было заботой не одного только
А. Плитченко, но и всех поэтов его поколения и его творческой генерации (из сибиряков
это Г. Карпунин, В. Макаров, В. Башунов, В. Крещик). Правда, в заботе этой А.
Плитченко был едва ли не наиболее последователен. И методичен. В том смысле, что
хорошо себе представлял, как заявленную заботу ему, поэту осуществить:
Это свечение нежности,
Радостный оклик высот,
Это движение свежести,
Это звучащий полет
Я сохраню, если вечное
Слово оставить смогу...
Собственно говоря, именно это и явилось главной целью и смыслом поэзии А. Плитченко,
определило его творческие ориентиры. Реальный «родительский дом», оставшийся в
прошлом, обрел в стихах поэта как бы новую субстанцию: уже не материальную, а
духовную и эстетическую. А в чем-то и философскую. Ведь в сознании А. Плитченко
он представлял нечто большее, нежели просто родовое гнездо, откуда, оперившись
и «расправив крылья помыслов», человек улетает в жизненные просторы. (И самого
А. Плитченко по этим просторам, кстати, тоже изрядно помотало: был он и пастухом,
и рабочим в совхозе, и студентом пед-института, служил на Тихоокеанском флоте,
объездил Сибирь и Среднюю Азию, прежде чем стал профессиональным литератором).
Из «деревянного, утлого, маленького» «родительский дом» «растет, вырастает до
неба» и вот уже «миром становится дом», заставляя «все пространство милой родины
домом чувствовать своим».
[...] Образами-символами [у поэта] становились самые простые подчас, самые обыденные
слова и понятия. Например, словосочетание «матушка-рожь», ставшее, как и «родительский
дом», в поэзии А. Плитченко одним из ключевых. «Матушка-рожь» — так назвал поэт
и последнюю свою книгу, увидевшую свет уже после его кончины. Через отношение
к «матушке-ржи», символизировавшей исконную хлебопашескую Россию с ее духовными
и нравственными ценностями, А. Плитченко поверял истинную ценность человека, живущего
на этой земле. [...]
Философичность лирики А. Плитченко с наибольшей, пожалуй, силой выразилась в
его стихотворениях о природе. Поэту удалось не только передать ее краски, но и
живую душу, а также заставить читателя острее почувствовать ту боль, которую часто
бездумно причиняет ей человек:
Кто не считает, что живому — больно,
Тот, может быть, уже и не живой.
Такая постановка вопроса для А. Плитченко совершенно закономерна, поскольку природа,
и есть тот прочный фундамент, на котором держится его «дом-мир». Не случайно же
в изображенной им картине истекающей здоровыми жизненными соками летней ночи в
стихотворении «Летняя вечность» в одном ряду стоят «вечность летняя... родина...
мать...». Причем поэт не просто соглашается с тем, что все в мире взаимосвязано
и должно находиться в равноправных отношениях («у всех сознания сосуд из одного
ковша наполнен»), но идет в развитии данной мысли еще дальше:
Лучшее людям дано
Нерукотворной природой —
Солнечный свет и тепло,
Воздух, вода и земля,
Живность, какая ни есть,
Птицы, растения, звери —
Это и есть существо
Нашей бессмертной души.
Эту концепцию единой бессмертной души мироздания, которую А. Плитченко тоже достаточно
последовательно проводил в своем творчестве, вряд ли можно отнести к пантеистическому
взгляду на природу. Здесь скорее отчаянная надежда художника и гуманиста на то,
что блудное дитя природы — человек, вдруг возомнивший себя Творцом и Властелином,
все-таки вернется к «матери своей», с которой зачастую говорил «только грозно»,
с которой «был бетонный, был стальной», и научится, наконец, жить с ней в ладу
и согласии. Но, предупреждает поэт, для этого недостаточно одного лишь умозрительного
рассудочного понимания; к многообразному миру природы надо прикипеть душой и сердцем,
прочувствовать его от самой малой былинки до бесконечности Пространства:
Ты — от цветка до солнца —
Всем этим миром будь,
Ежели доведется,
Выйди на Млечный Путь!
В какой-то мере было это и пожелание самому себе. Пожеланию этому А. Плитченко
старательно следовал.
В творчестве своем А. Плитченко стремился говорить только языком добра и любви.
Когда-то мечталось ему «сирое — просторнее засеять будущим добром». И не вина
поэта, что в последние годы его жизни «в укрепившиеся корни вломилось время с
топором». Топор времени (так называемых реформ и демократических перемен), жестоко
и безжалостно подрубивший многие устои нашего бытия, задел и поэзию А. Плитченко.
Она закровоточила. В ней появились тоскливо-безрадостные, глубоко пессимистичные
тона.
Сине-красно с исподу горят облака,
Уходя к горизонту слоями,
Словно бы перевернутая река
Катит волнами мертвое пламя.
Свет заката такой, что любая краса
В нем предстанет убогою грязью,
И не видно границ, и не видно конца
Человеческому безобразию.
Свет страшит, но притягивает смотреть,
Как бутылка, упавшего в пьянство,
Серо-синим румянцем окрасила смерть
Измытаренный облик пространства...
Поглядишь на закат, точно в душу свою,
И пугаешься делу распада...
И все-таки кровавый закат «распада» не застит поэту глаза. Как бы ни было тяжело,
у него есть «впереди — серебряный, счастливый свет». Это — свет родных берез,
свет природы, который когда-то «согрел наши души и спас» и который, надеялся поэт,
спасет и сейчас. [...]
Была у поэта и другая, может быть, послед-няя надежда на спасение — Бог. Надо
сказать, что в последние годы жизни Бог стал одной из главных опор мироздания
А. Плитченко. Это подтверждается рядом его стихотворений, в которых по разным
поводам о Боге вспоминается довольно часто. Есть у поэта даже целый цикл, навеянный
чтением Библии. Тем не менее, вряд ли у А. Плитченко было к Богу чисто религиозное
отношение. Скорей он являлся для поэта некой высшей субстанцией, венцом природы
и, конечно же, духовным маяком, помогавшим выжить, не сгинуть в содомной пучине
современного бытия, сохранить в себе человека. Бог освещал негасимым светом созданный
поэтом «родительский дом». В Боге он видел «небесный корень», соединявший человека
с Матерью-Вселенной.
Но был у поэта Плитченко еще один Бог, которому он всю свою творческую жизнь
истово поклонялся и который оставался с ним до послед-него вздоха. Бог этот —
Слово. В Слово А. Плитченко веровал фанатично и верил, что, в конечном итоге,
только оно способно противостоять «делу распада»:
Ведь живы — не хлебом единым,
Но Словом Божественных Уст,
Превыше миражного, злого —
Свидетельство Отчей любви,
Нетленное светлое Слово:
Не сдайся, надейся, живи.
Без воплей о благе народа,
Которые смертно пусты,
Страдает, рожает природа
И дарит покой красоты.
Коль в жизни средь мысленной ржави —
Как в истинном даре святом,
Те строки меня удержали —
Спасибо уже и на том.
И тут не о славе забота
Для славы о бренном пиши —
Надежда — стихи эти кто-то
Прочтет во спасенье души...
Прочтут, не сомневаюсь. И еще не раз будут читать и перечитывать «во спасенье
души» лучшие стихи Александра Плитченко, испытывая на себе очищающее влияние его
поэтического слова.
А.В. Горшенин. «С милым краем дышу заодно...»
|
