Несколько дней назад мы начали разговор о новых и не очень новых детских книгах французских и русских писателей, однако не успели довести его до конца и потому сегодня встречаемся вновь. Подобно тому, как строился разговор в прошлый раз - от лёгких весёлых книжек Юбера Монтале и Мари-Од Мюрай к постмодернистской классике Мишеля Турнье, - построим и продолжение беседы. Сначала поговорим немного о сказке, которую, честно говоря, можно бы и вовсе не читать, а потом поговорим о двух замечательных книгах, с которыми не познакомиться, по-моему, просто нельзя.

Вот красивая, богато, разнообразно и с выдумкой (чего стоят одни только заставки для номеров страниц!) иллюстрированная повесть-сказка "Блюм, или Волшебство рядом", вышедшая пять лет назад в санкт-петербургском издательстве "Детгиз". Детгиз - вообще-то значит "Детское государственное издательство". Так в середине прошлого века в нашей стране, которая тогда называлась СССР - Союз Советских Социалистических Республик, - именовалось большое московско-ленинградское книжное издательство, которое позже получило имя "Детская литература", а когда СССР распался на два десятка стран, и вовсе исчезло из поля зрения читателей. Не знаю, может быть, ностальгия по прошлому заставила петербуржцев так назвать новое издательство (у них ведь и область называется Ленинградской, и получается совсем уж странно: город Санкт-Петербург Ленинградской области), а может быть, они таким образом подчёркивают преемственность нового "Детгиза" от "Детгиза" старого, если таковое действительно имеет место. Ну, не будем гадать, во всяком случае, книжки они издают разные - и хорошие, и не очень хорошие.

Как раз к последним, и относится эта книжка, гораздо лучше иллюстрированная, чем написанная. По виду это - квадратный альбом, подобный тем, что выходят в серии "Пёстрый квадрат" - когда-то я рассказывал вам о ней. Текст отпечатан на непривычного вида жёлтой бумаге и буквально испещрён чёрно-белыми рисунками. Автор обозначен как Шико, но это, разумеется, псевдоним. И, как представляется, неудачный. Настоящий - исторический и литературный - Шико был слишком остроумен и блестящ для подобного среднестатистического сочинения, принадлежащего явно малоопытному перу. Может быть, осознавая или чувствуя это, автор и не решился скрыться за знаменитым псевдонимом окончательно, а может быть, я думаю о нём лучше, и просто-напросто честолюбие взяло верх. Как бы там ни было, но подлинное имя сочинителя - А. Петров - обозначено в выходных данных книжки. Больше об этом А. Петрове я ничего сказать не могу, Интернет, видимо, тоже, поскольку нигде никаких иных сведений о нём отыскать мне не удалось.

Зато я кое-что могу сказать вам о настоящем Шико, коль скоро он здесь всуе помянут. Настоящее имя этого, как и д’ Артаньян, небогатого гасконского дворянина, сначала бывшего солдатом, потом лейтенантом, а затем служившего шутом аж четырём подряд французским королям - Франциску II, Карлу IX, Генриху III и Генриху IV, - Жан-Антуан д’ Англере. Шико же - прозвище, которое можно перевести как "пенёк" или "сломанный зуб". Шуты бывают разные - злюки, прихлебатели, дураки. Шико не из их числа. Он - бесстрашный остроумец, философ и воин, резавший правду в глаза и королям, и придворным, имевший немало врагов среди сильных мира сего, но и неизменное расположение королей - вероятно, за ту, пусть и нелицеприятную, но тем не менее необходимую правду, без которой не могут обойтись даже неограниченные властители.

Судя по тому, как описывают его Александр Дюма в романах "Графиня де Монсоро" и "Сорок пять" и Генрих Манн в дилогии о Генрихе Наваррском, Шико был человеком не только умным, но благородным и порядочным. Жертвой этих качеств, кажется, совершенно лишних в то дикое время, он и стал, будучи предательски убит во время осады Руана своим пленником, которого не стал разоружать, положившись, видимо, на его честное слово.

Такой вот псевдоним взял А. Петров, а зачем - мне совершенно непонятно, по крайне мере, ничто в его сказке этой акции не оправдывает. Сама же сказка вовсе не остроумна, написана по шаблону даже не литературному, а скорее детской настольной игры с фишками и кубиками, и всё, что есть в ней от литературы, сводится к ухудшенной версии волковских вариаций на тему "Волшебника из страны Оз" Фрэнка Баума.

Вот девочка-озорница Ксения - Ксюшка - Ксюха, любящая проспать первые уроки, задирающаяся с одноклассницами и устраивающая взрывы на уроках химии, этакий чёртик в короткой юбке и с портфелем, используемым по большей части в качестве орудия защиты-нападения. Ксюха, любимая автором и, как ни странно, школьными учителями. Ксюха, которой предстоит получить от феи в девятом колене (она же - учительница рисования) простенькое поручение слетать во время урока в волшебную страну, приручить там дикого медведя, гнома и всех встречных и поперечных жевунов, мигунов, зевунов, победить злых колдунов, укравших некий грааль по прозванию Блюм, благодаря которому, если он в надёжных руках, только и поддерживается равновесие сил между ведунами и колдунами, то бишь между добром и злом. Злые же колдуны окопались в местном Мордоре, куда Ксюха и полетит на ковре-самолёте, а мишка-помощник поедет на говорящем осле. 230 страниц нелепого нагромождения фэнтезийных проблем, легко разрешающихся не пойми откуда взявшимися у Ксюхи колдовскими способностями, знакомые ситуации, избитые ещё в первой половине прошлого века сюжетные ходы. Банальная развязка. Невыразительные персонажи.

 
И - после победоносного возвращения Ксюхи на урок рисования - ожидаемая завершающая ремарка-картинка: "Продолжение следует". Честное слово, друзья мои, мне очень хотелось взять карандаш и подписать: "Спасибо, не надо! ". Читательская культура не позволила. Может, и напрасно. Конечно, книжки портить нехорошо, но, если бы мы почаще и порезче выражали негодование по поводу множества подобного рода поделок, так и издатели бы задумались о разнице между литературой и макулатурой, которой они заваливают сегодня книжные магазины.

Впрочем, мы о таком чтиве стараемся с вами не говорить. Да и вовсе не всё так уж плохо в издательском деле.

Тот же питерский "Детгиз" сделал читателям чудесный подарок, выпустив в 2008 году сборник потрясающих повестей и рассказов Льва Владимировича Брандта "Браслет 2", буквально возвратив из несправедливого забвения замечательного писателя. Мало того, что каждая строчка этих произведений единственна, неповторима и поражает, как высокая поэзия, так ведь ещё и проиллюстрирована книга выдающимся мастером - Климом Ли. Каждая иллюстрация приковывает взгляд и врезается в память, дополняя впечатление от текста, но и сам текст позволяя понять точнее и глубже. А ещё - в качестве необходимого приложения - в книге представлены фотографии и воспоминания об авторе, прожившем недолгую - меньше пятидесяти лет - и очень трудную жизнь. Ровесник ХХ века, удивительно талантливый, умный, совестливый, гуманный писатель Лев Брандт родился в белорусском городке Речица, в семье обрусевшего немца, по профессии инженера-путейца, и простой крестьянки, воспитывался матерью и бабушкой, с детства полюбил книги, но уже в семнадцать лет покинул родительский дом и оказался на фронте. Участник гражданской войны, Лев Брандт никогда и никому не рассказывал о том, где, как и на чьей стороне воевал. Можно лишь догадываться, что защищал он Белое дело, однако родину не покинул, а попал в Петроград и уже в 1924 году закончил юридический факультет университета.

На этом, однако, не успокоился, а поступил на режиссёрское отделение театрального института, где учился вместе с будущими звёздами советского театра и кино первой величины - с Николаем Черкасовым и Борисом Чирковым. По окончании института Лев Брандт работал в ленинградском Пушкинском театре, но скоро страсть к литературе вытеснила все прочие увлечения. В 1936 году в журнале "Литературный современник" появилась его первая повесть, позднее в переработанном виде получившая название "Браслет 2". Повесть принесла автору известность, но, возможно, она же и сломала ему жизнь. Через год, в страшном 1937-м, по доносу, Брандт был арестован по политической, 58-й статье, однако, слава Богу, не расстрелян и не забит до смерти в тюрьме, не отправлен в каторгу на Колыму, а лишь выслан на поселение, в Кировскую (ныне - Вятскую) область.

Незадолго до начала Великой Отечественной войны Лев Брандт вернулся в Ленинград и в 1941 году выпустил книгу повестей и рассказов "Белый турман". Затем - фронт, тяжёлая контузия, долгое лечение в блокадном, голодном и холодном Ленинграде и новый призыв, в полевой госпиталь. В 1945 году писатель был демобилизован и направлен в Псков восстанавливать местную филармонию, а затем руководить ансамблем песни и пляски.

В 1946 году власти начали очередную кампанию гонений на литературу, тучи вновь сгустились и над Львом Брандтом. А весной 1949-го врачи обнаружили у писателя рак. Осенью Лев Владимирович Брандт умер, прожив трудную недолгую жизнь и не успев воплотить многие творческие замыслы.

Такова судьба замечательного писателя, подобная судьбам многих и многих других советских людей. Сегодня извлекаются из полунебытия архивов и спецхранов и публикуются их рукописи, переиздаются книги. Увы, справедливость восстанавливается только по отношению к нам, читателям, которые должны были бы расти и воспитываться на этих замечательных книгах, и по отношению к памяти ушедших авторов. Но никак не к ним самим. Судьба их была горькой, а жизнь страшной, как, конечно же, и жизнь их героев, даже если эти герои не люди, а животные.

Лев Брандт, чьё творчество хоть и не забывалось и не запрещалось, однако, по понятным причинам и не слишком пропагандировалось, писал книги о волках и собаках, лошадях, беркутах, лебедях, даже об индюшках, чьи жизни - из хороших ли или плохих побуждений - были сломаны человеком.

Так, в повести "Пират" охотник, вроде бы вовсе не плохой человек, застрелил волчицу и всех её волчат, а одного пожалел, принёс домой и отдал на вскармливание лайке. Волчонок вырос замечательным красавцем, и настоящим охотником, и другом людям, но кем  - волком или собакой? Ни тем и ни другим, и в этом его трагедия, и потому его жизнь сломана, ведь, в конечном счёте, дикий зверь, дружелюбно относящийся к главному врагу диких животных - человеку, не нужен ни деревне, ни лесу. В невыдуманной природе, увы, невозможен чужой среди своих, равно как и свой среди чужих.

В рассказе "Беркуты" две прекрасные птицы обнаруживают, что клетку, в которой они обитали, однажды забыли закрыть, и улетают в небо. Но свободу выбирает только один из беркутов, молодой. Старая же птица возвращается в неволю, к привычному лёгкому корму, однако спустя несколько дней умирает. Как вы думаете, почему? А что думаю я - не скажу. Скажу только, что если молодой беркут со своей свободой не справится, он, по крайне мере, не умрёт, а погибнет. Какая разница? Огромная! Подумайте сами: смерть просто так, или ещё того хуже - от тоски. И -гибель во имя свободы!.. Даже если не во имя свободы, а - гибель за ближнего. Так погибает в рассказе "Фаина" индюшка, высидевшая гусят, когда те в один прекрасный день обнаруживают неподалёку от гнезда озеро и отправляются купаться. Они-то в воде как дома, а бедная индюшка бросается в озеро, чтобы спасти своих, как она полагает, неразумных детей - и, конечно, погибает. Но именно погибает, воистину совершая материнский подвиг.

Вы скажете, а где же был человек, когда погибали замечательные птицы? Человек был рядом, человек всегда был рядом, но не мог, не умел или не хотел помочь. И, разумеется, именно об этом пишет Лев Брандт - о человеке, вторгающемся в мир природы и пытающемся перестраивать его по своим законом, так сказать, под себя и для себя.

О том, что именно человек, даже добрый, даже искренне любящий своего меньшого брата, даже отдающий ему последний кусок, именно человек ломает жизнь животного, говорит каждая строчка прекрасной прозы Льва Брандта. Но лучше всего, наверное, о том рассказывает повесть "Браслет 2" - о гордом и добром скаковом жеребце-победителе, которого во время Гражданской войны превратили в тяжеловоза. (Кстати сказать, эта повесть, как и рассказ "Остров Серафимы" была в 60- е - 70-е годы прошлого столетия экранизирована.) Жизнь Браслета - даже не трагедия, а цепь трагедий, нескончаемая их череда, где трагедии животного сплетаются с трагедиями людей и вырастают во всеобщую трагедию эпохи, уносящую ни за что и в никуда и отдельные судьбы, и жизнь огромной страны. "Браслет 2" - со всей очевидностью классическая русская повесть, достойно продолжающая ту великую рукопись, что начата Львом Толстым, Дмитрием Григоровичем, Антоном Чеховым, Леонидом Андреевым, Александром Куприным. Ту рукопись, которая, будем на это надеяться, никогда не закончится. В целом же творчество Льва Брандта, как можно понять благодаря этому сборнику, совершенно естественно вписывается не в советский литературный ряд близких по теме писателей, а именно в контекст классической русской литературы - скупой на слова, но внутренне размашистой формой повествования и неизбывным авторским гуманизмом на фоне неизменно трагедийного бытия.

Трагичность бытия - главная тема и последней книги, о которой я хочу вам сегодня рассказать. Это большой 700-страничный документально-художественный роман Владимира Липовецкого "Ковчег детей, или Невероятная одиссея". Странное название, какое-то не совсем правильное, не так ли?

Если кто не знает, ковчег - это корабль, построенный Ноем, а Ной - библейский патриарх, имевший непосредственный контакт с Богом и пожалевший людей, зверей и вообще живую жизнь, когда узнал о замысле Всевышнего уничтожить землю людей за их грехи. Благодаря собственной праведности Ной заслужил от Бога прощение и даже разрешение построить корабль и поместить на нём по паре всех на свете живых существ, дабы, после потопа, человек и природа попробовали начать всё заново и построить более справедливое общество и бытие.

Что из этого получилось - мы, спустя три тысячи лет после сочинения Ветхого Завета, хорошо знаем, но, тем не менее, гуманиста Ноя не забыли и относимся к нему с уважением. А название книги звучит не слишком хорошо потому, что в нём не очень благозвучно сочетаются подлежащее "ковчег" с дополнением "детей". Правильно по-русски было бы "ковчег для детей" или "детский ковчег". Однако по смыслу всё верно, тем более, что вторая часть заголовка как бы расшифровывает то, что может оказаться непонятным в первой части. Уж что такое одиссея, я думаю, знают все.

Летом 1918 года, в разгар Гражданской войны, из голодающего и замерзающего Петрограда железной дорогой была вывезена на Урал, в хлебные места, тысяча детей, чтобы они могли там во время летних каникул подкормиться и отдохнуть. Дети отправлялись несколькими группами в сопровождении небольшого числа воспитателей, уезжали разными поездами, в разное время и прибывали к местам назначения. Тысячу человек и сегодня в одном месте разместить непросто, а тогда, в голод и разруху, вообще было невозможно. К тому же, к моменту приезда ребят на Урал и в Сибирь, война добралась и до этих территорий. На Урале хозяйничали чехословаки, в Сибири лютовали колчаковцы.

Тем не менее колонисты - так стали называть себя участники этой поездки (и называли друг друга до конца жизни) - добрались до мест назначения почти без потерь, но, увы, ни отдыха, ни хорошего питания восточная часть разорённой России предоставить им не смогла. Колонисты вынуждены были выживать, нанимаясь на сезонные работы, а то и побираясь. Однако так могли поступить лишь ребята старшего возраста. А младшие группы, среди которых немало было и совсем малышей?

Мир не без добрых людей - им старались помочь купцы и крестьяне, но ведь тогда купцов уничтожали как класс, а у крестьян то отступавшие, то наступавшие то красные, то белые, а то и просто бандиты старались реквизировать всё что можно. Назад же тысяче ребятишек дороги уже не было. И без того буквально чудом они добрались до Урала и Сибири, обратную дорогу перерезала война.

Чудеса, однако, продолжались. О колонистах узнал Американский Красный крест, и несколько простых американцев - журналистов, военных, финансистов - почти на три года стали для оголодавших, измождённых ребятишек добрыми волшебниками.

Американцы пообещали родителям колонистов вернуть их домой, однако сколько-нибудь безопасного наземного пути из Сибири в Петроград уже не существовало. И тогда огромными трудами детей доставили во Владивосток, где, собрав их наконец всех вместе, затем на японском пароходе, морем, через два океана, через Китай и Америку, Францию и Финляндию, спустя два с половиной года всё-таки привезли на родину, куда они так стремились и где, увы, многих из них уже никто не ждал, где многие из них с трудом узнали своих близких, где ещё продолжалась Гражданская война, а с ней и голод, и холод, и неустройство.

Вот такую историю рассказал в своей уникальной - потому что она впервые поведала русскоязычному читателю о том, что скрывалось от него семьдесят лет - книге вовсе не писатель, а моряк, океанолог, ихтиолог Владимир Липовецкий, случайно услышавший об одиссее петроградских ребятишек в начале семидесятых годов прошлого столетия и более четверти века разыскивавший затем доживших до тех лет колонистов и документы об их необычайном путешествии.

Всё тайное когда-то становится явным. Колонисты, среди которых было немало впоследствии известных людей, например, знаменитый хореограф Леонид Якобсон, учитель великой балерины Майи Плисецкой, долгие десятилетия старались вспоминать об одиссее только между собой, ведь бесчеловечная сталинская диктатура, особенно "трепетно" относившаяся, кстати, именно к Ленинграду и к ленинградцам, могла и припомнить им пребывание за границей, дружеские отношения с американцами, заграничные подарки, которыми буквально заваливали маленьких героев по несчастью добросердечные граждане США, наконец, и переписку с колонистами президента Вудро Вильсона. А от такого припоминания до тюрьмы и каторги в 30-х - 50-х годах ХХ века был ровно один шаг.

Практически никто из участников одиссеи до выхода этой книги не дожил. Можно сказать, прекрасную тайну свою они унесли с собой в могилу. Но сегодня благодаря разыскательскому и писательскому подвигу В. Липовецкого она стала уже навсегда нашим и общечеловеческим достоянием.

Я представляю, каких трудов стоило автору - никогда до того не работавшему в литературе - не только собрать весь этот огромный материал и обработать его, но и - главное - написать затем основательную же, совершенно правдивую (и в то же время не без некоей доли оправданного вымысла, который один и может сделать правду художественной) документальную книгу, в которой необходимо было не только подробно и осмысленно передать фактический материал, но и зримо воссоздать множество отдельных человеческих судеб - детских и взрослых, российских и американских, за которыми во всём своём немыслимом объёме открывается перед нами, читателями, самая страшная, самая бесчеловечная и в то же время самая героическая эпоха в истории, с её страстями, страданиями, безвинными жертвами и редкими отчаянными гуманистами, на плечах которых, как на плечах древнегреческих атлантов, может быть, только и держится до сих пор наше мироздание.

Казалось бы, что нового можно сказать о беспризорных после "Педагогической поэмы" А.С. Макаренко и "Республики ШКиД" Г. Белых и Л. Пантелеева, о жертвенном подвиге взрослых во имя детей после книг Януша Корчака, что ещё не знаем мы о героическом противостоянии одного человека всей мощи бесчеловечной системе после рассказов о Рауле Валленберге, или после фильма Стивена Спилберга "Список Шиндлера"? Оказывается, рассказано не всё.

Книга Владимира Липовецкого - может быть, и не литературный шедевр, но уж точно человеческий, гражданский, публицистический и исторический подвиг, прав академик Георгий Арбатов, именно так охарактеризовавший "Ковчег детей". А сколько ещё таких подвигов нужно совершить, чтобы вся правда о прошлом открылась нашим глазам, чтобы мы поимённо узнали других таких же замечательных людей, как герои "Невероятной одиссеи" - сотрудники Американского Красного креста Райли Аллен, Барл Бремхолл, "мамаша" Кемпбелл, или капитан японского сухогруза Каяхара? Чтобы поклонились могилам своих людей, проживших, может, и не героическую жизнь, но хотя бы однажды совершивших Поступок с большой буквы, как некоторые из русских воспитателей колонистов или простых многодетных крестьян, приютивших сирот в самую тяжкую голодную пору.

Советский моряк Владимир Абрамович Липовецкий, совершивший гражданский и литературный подвиг, сегодня живёт в Израиле. Что ж, возраст, вероятно, берёт своё, и, может быть, там ему стареть легче. Но доколе же так будет продолжаться, что наши люди, наши герои на чужбине будут чувствовать себя увереннее, чем дома?..

В общем-то, именно об этом по большому счёту и написана "Невероятная одиссея", которую, как и повести Владимира Брандта, не прочитать нельзя. Более того, эти книги надо включать в школьную программу, ибо такие-то вещи и открывают нам по-настоящему, "с чего начинается Родина".