Распопин В. Н. Адамович, Георгий. «Последние новости». 1936 – 1940

«Предчувствием мировой войны», чуть перефразируя название известной картины Сальвадора Дали, можно было бы наименовать этот огромный том, вобравший в себя критические статьи Георгия Адамовича за четыре предвоенных года 1936 – 1939, опубликованные в милюковских «Последних новостях». Оформлен он в едином стиле первого собрания сочинений поэта и критика, но резко контрастирует со всеми остальными объемом и форматом. Почему издатель и составитель пошли таким путем – сказать не берусь, однако замечу, что в таком решении есть свои плюсы и минусы. Достоинство в том, что собранные под одной обложкой за четыре, если можно так выразиться, предроковых года, тексты очень чуткого не только к литературе, но и к воздуху времени не просто же литературного критика, но поэта и публициста, отражают эпоху, как зеркало, и суммируют ее, как тематический альбом тщательно отобранных снимков. Именно этот том, как никакие другие тома собрания сочинений, производит на читателя такое впечатление.

Недостатки тоже очевидны: очередной том собрания сочинений выбивается из общего ряда, как десятилетний увалень среди первоклассников. Мало того, книгу трудно читать, поскольку блок, вероятно из-за неправильной выколотки корешка, все время норовит схлопнуться, а при объеме в тысячу страниц, чтобы поработать с книгой, надобно держать под рукой кирпич, прижимая им нужные страницы. Также следует сказать и об опечатках, которых здесь больше, чем в других томах издания, что и понятно при таком объеме.

Тем не менее все это не более чем досадные мелочи, само же чтение – как Адамовича, так и его комментатора Олега Анатольевича Коростелева – настоящее пиршество для ума и души.

Адамович пишет обо всем, что в русской литературе второй половины тридцатых – эмигрантской и советской - достойно его внимания. Но и не только о текущем процессе. Великий читатель, знающий и помнящий всё, неизменно он поверяет новое классическим. Практически в каждой статье можно встретить отсылки к Льву Толстому и Достоевскому, Пушкину и Лермонтову, Гоголю, Тютчеву, Некрасову, Чехову, Блоку. Даже тогда, когда говорит он не о Бунине или Шмелеве, Алданове, Зайцеве или Ходасевиче, а, например, о Леонове, Платонове, Зощенко, Ильфе или Багрицком.

Том, о котором идет речь, можно рассматривать с разных – критических или публицистических - позиций, акцентировать его политическую или эстетическую составляющую, советскую часть (как сделал Константин Львов в статье «Надежда на серную кислоту» в газете «Арсеньевские вести»: https://www.arsvest.ru/rubr/2/49793), или, наоборот, эмигрантскую, выделив, скажем, книжные издания, отрецензированные Адамовичем, или журналы «Современные записки» + «Русские записки», о литературном разделе которых он неизменно рассказывал в «Последних новостях». Если подробно проследить все его публикация по любому из обозначенных направлений, мы неизменно получим своего рода книгу в книге, прочитав которую подряд, уже будем иметь достаточное представление как о литературном процессе, так и о самом авторе. Адамович второй половины тридцатых и зрел, и опытен, и искушен, и по-прежнему сдержан, хотя, кажется, если не яда, то горькой усмешки в его писаниях добавилось, и ничуть не устал, пусть и приходится ему, например, говоря о журналах, зачастую повторять то, что он уже говорил ранее, ведь в тех же «Современных записках» Алданов, Бунин, Шмелев, Зайцев всегда были табельными авторами, а в тридцатые постоянно публиковались и Набоков, и Газданов, и Берберова, и Цветаева.

Последних он, честно сказать, не очень-то любил, но тем не менее все-таки жаловал, потому что как никто другой обладал не только критическим чутьем, но и благодарным умом, благодаря чему и выделялся из всего ряда русских критиков, причем не только двадцатого века.

Разумеется, ничто человеческое Адамовичу было не чуждо. Так, в некрологических статьях о Ходасевиче сдержать своей личной неприязни он все-таки не может; так, даже выделяя из общего ряда советских писателей Платонова, он не может скрыть, что эстетически писания автора «Котлована» не вызывают у критика восторга. В целом же все то, что пишет Адамович о литераторах, даже и не близких ему, но сколько-нибудь талантливых или просто чем-нибудь интересных, сочувственно: ранний Каверин, Герман, Николай Островский, даже Панферов и другие истинные романтики революции в той или иной степени заслужили его одобрение ничуть не меньше, чем способные молодые русские парижане. И, в отличие от абсолютного большинства русских критиков, уж не говоря о советских, Адамович в своих критических статьях почти всегда доброжелателен. В том самом соответствии с пожеланиями Станиславского молодому театральному критику, о котором у нас всегда много говорят, но крайне редко его придерживаются.

В самом начале 1940 года, в предпоследней из статей, опубликованных в «Последних новостях», Георгий Адамович подвел итоги всему, что удалось сделать эмиграции за два десятилетия, а стало быть, и тому, что сделал за это время он сам. Но не только о том, что эмиграция сделала, рассказывает его маленькая прощальная статья – правильнее сказать, она рассказывает о том, как и благодаря чему эмиграция выживала, что она собой представляет в самом общем наброске. Таким образом, критический том завершается чисто публицистическим текстом, как бы приоткрывая другую, может быть, не менее важную ипостась творчества выдающегося литератора, с которой, будем надеяться, нам еще предстоит познакомиться, и не менее полно и подробно, чем знакомимся мы и уже познакомились благодаря этому собранию, его составителю и комментатору О. А. Коростелеву.