Суматохин С.В. Упрямый голландец, открывший простейших. Антоний Левенгук

 

В 1632 г. в голландском городе Дельфте родился Антоний Левенгук (A. Leeuwenhoek). Его родители занимались плетением корзин и пивоварением. Казалось, и его ожидает ничем не примечательная жизнь обычного ремесленника. Но после ранней смерти отца мать отправила сына в школу. Она хотела, чтобы он стал чиновником. В шестнадцать лет Антоний оставил школу и начал обучаться в мануфактурной лавке в Амстердаме. Спустя семь лет он вернулся в родной город Дельфт, женился и открыл собственную мануфактурную торговлю.

О том, как протекала жизнь Левенгука до сорокалетнего возраста, известно мало. Установлено только, что с 1660 г. он был «хранителем судебной камеры». Эта должность предполагала совмещение обязанностей привратника в городской ратуше, «управдома» и судебного пристава.
Известно также мнение некоторых современников, считавших Левенгука человеком невежественным: он знал лишь голландский язык — язык рыбаков, торговцев и землекопов. Образованные люди XVII в. свободно владели латинским языком — Левенгук же едва умел на латинском писать. А сегодня мы говорим о Левенгуке как об одном из ярчайших ученых того времени.

Левенгук все подвергал сомнению и верил только собственным наблюдениям. Он был неутомимым и упорным исследователем тайн природы. Как-то Левенгук услышал, что если очень тщательно отшлифовать чистое стекло и сделать из него маленькую линзу, то сквозь нее можно увидеть вещи в сильно увеличенном виде. С этого все и началось. Постепенно Левенгук увлекся изготовлением увеличительных стекол...

Искусство шлифовки стекол было известно задолго до Левенгука. Римский император Нерон использовал отшлифованный изумруд вместо лорнета. Его современник, знаменитый римский философ и писатель Сенека, писал об увеличивающей способности наполненных водой стеклянных шаров. В начале XI в. большое влияние на развитие оптики оказали труды арабского ученого Ибн аль-Хайсама. Он обратил внимание на увеличивающие свойства двояковыпуклых линз (иногда называемых чечевицами). Много занимался оптикой и увеличительными стеклами английский философ и естествоиспытатель XIII в. Роджер Бэкон. В XVI в. лупы были известны всем. А в 1591 г. голландцы Ганс и Захарий Янсены изобрели сложную лупу в виде трубы в полметра длиной. Это был один из первых микроскопов. Только после его изобретения и усовершенствования стало возможным исследование простейших.

Микроскопом охотно пользовался один из основателей микроскопической анатомии, итальянский врач и биолог Марчелло Мальпиги. Смотрел в микроскоп и Франческо Стеллути, считающийся одним из первых зоологов-микроскопистов. Но они, как и многие другие натуралисты XVII в., при проведении исследований не отдавали предпочтения микроскопу. Только для Левенгука микроскоп стал главным прибором для наблюдений и научных открытий.
Левенгука не устраивали существовавшие линзы. Многие годы он потратил, дотошно обучаясь у оптиков искусству обтачивать и шлифовать стекла. Он был чрезвычайно упорным и настойчивым человеком. Левенгук не довольствовался тем, что со временем изготавливаемые им линзы стали столь же хороши, как и у лучших голландских мастеров. Его линзы должны быть самыми лучшими!

Помимо этого Левенгук посещал алхимиков и аптекарей, выведывая у них тайные способы выплавки металла. Со временем он научился обращаться с медью, золотом и серебром. Левенгук вставлял изготовленные им линзы в небольшие оправы из этих металлов. Оправы он также изготавливал сам на огне, среди адского дыма и чада. Соседи исподтишка посмеивались над чудачествами Левенгука. Но он продолжал жечь и калечить пальцы, забывая обо всем и просиживая ночи в своей лаборатории. Благодаря упорству Левенгук научился делать мельчайшие линзы. Они были настолько симметричными и настолько точными, что с их помощью можно было видеть самые мелкие предметы сказочно огромными.

Шлифуя линзы, бракуя их и делая новые, Левенгук составил богатейшую коллекцию. К концу жизни у него было 419 линз, 247 микроскопов и 172 лупы. Некоторые линзы состояли не из одного, а из нескольких стекол. Двояковыпуклые линзы были сработаны столь мастерски, что при помощи совсем простого микроскопа Левенгук достигал увеличения в 270 раз! Ни один из его современников не имел таких сильных микроскопов, как этот упрямый торговец сукном.
Однажды Левенгук забраковал устройство показанного ему микроскопа: к горизонтально укрепленной линзе приделан штатив с острием для насаживания объекта. На что пригоден неподвижный штатив?
И Левенгук сделал микроскоп по-своему, с подвижным острием. Позднее он додумался и до освещения объекта при помощи вогнутого стекла. При проходящем свете точность наблюдений существенно повысилась.

Сначала Левенгук рассматривал в оптические приборы все, что было у него под рукой, однако постепенно он стал отдавать предпочтение зоологическим и ботаническим объектам. Левенгук рассматривал через увеличительные стекла мышечные волокна кита, чешуйки кожи. Он выпрашивал или покупал в мясной лавке бычьи глаза и, рассматривая их, восторгался тонким устройством хрусталика. Он часами изучал строение овечьих, бобровых и лосиных волос. Под увеличительными стеклами они превращались в толстые мохнатые бревна. Левенгук исследовал поперечные срезы древесных ветвей, рассматривал увеличенные семена растений.

В своем увлечении Левенгук был неутомим. Будучи очень недоверчивым человеком, он мог смотреть на жало пчелы или ножку вши по многу раз. Он мог оставить объект под микроскопом на месяц, а для наблюдения за другими объектами изготавливал новые микроскопы. Через некоторое время Левенгук возвращался к оставленным микроскопам и вносил поправки в результаты первоначальных наблюдений. Он никогда ничего не говорил о том, что видит, никогда не делал окончательного рисунка до тех пор, пока сотни наблюдений при одних и тех же условиях не подтверждали, что он видит одну и ту же картину.
Но и после этого Левенгук все еще не был уверен в результатах проведенных наблюдений! Он писал: «Человек, который в первый раз смотрит в микроскоп, говорит, что теперь я вижу то-то, а теперь то-то ...И все же самый опытный наблюдатель может оказаться в дураках. Не всякий поверит, сколько времени я потратил на свои наблюдения, но я делал их с радостью, не обращая внимания на тех, которые говорили: стоит ли на это тратить так много труда и какой во всем этом толк?.. Но я пишу не для этих людей; я пишу только для философов».

В городе Дельфте жил человек, который не смеялся над Антонием Левенгуком. Этим человеком был Ренье де Грааф — член-корреспондент научного английского Королевского общества. Однажды Левенгук разрешил ему посмотреть через свои маленькие линзы, равных которым не было ни в Европе, ни в Англии. То, что Грааф увидел, заставило его устыдиться своей собственной научной славы. Он поспешил написать в Королевское общество: «Попросите Антония Левенгука сообщить вам о своих открытиях».
Получив запрос Королевского общества, Левенгук озаглавил ответное письмо так: «Перечень некоторых наблюдений, сделанных с помощью микроскопа, изобретенного мистером Левенгуком, относительно строения кожи, мяса и т. д., жала пчелы и т. д.».

Ответ Левенгука очень удивил и позабавил ученых из Королевского общества, хотя в глубине души они, вероятно, были искренне поражены чудесными вещами, которые Левенгук наблюдал через сделанные им увеличительные приборы. Секретарь Королевского общества поблагодарил Левенгука и выразил надежду, что за первым его сообщением не замедлят последовать и другие. 
Многочисленные сообщения Левенгука поступали в Королевское общество пятьдесят лет! Эти письма были полны ядовитых замечаний в адрес невежественных соседей, разоблачений шарлатанов, толкования суеверий и сообщений о собственном здоровье. Но почти в каждом письме между страницами с описаниями домашних дел члены Королевского общества читали о великих и поразительных открытиях, сделанных с помощью «магического глаза».

В наше время большинство из научных открытий Левенгука кажутся примитивными. Но надо помнить, что в те годы многие исследователи имели в своем распоряжении лишь грубые ручные лупы. Если бы Левенгук постоянно не совершенствовал свои лупы, то он вряд ли смог рассмотреть объект меньше сырного клеща.
Рассматривание пчелиных жал, волосков и прочего было только подготовкой к великому дню. В этот знаменательный день Левенгук посмотрел через свою миниатюрную, оправленную в золото линзу на каплю дождевой воды. Кому кроме этого пытливого человека могла прийти мысль направить свою линзу на каплю прозрачной воды? Что могло быть в ней кроме воды?

Однажды в лаборатории дочь Левенгука наблюдала, как отец взял маленькую стеклянную трубку, накалил ее докрасна и вытянул в тонкий волосок. Что будет делать отец с этой волосяной стеклянной трубочкой?
Левенгук поломал трубочку на мелкие части, вышел в сад и наклонился над глиняным горшком с дождевой водой. Через некоторое время он возвратился в лабораторию и насадил тончайшую стеклянную трубочку на иглу микроскопа. Прищурившись, он стал смотреть через линзу.
Вдруг раздался громкий, взволнованный голос Левенгука:
— Поди сюда! Скорей! В дождевой воде маленькие животные! Они плавают! Они играют! Они в тысячу раз меньше любого существа, которое мы можем видеть простым глазом. Смотри!! Ты видишь?
Так, Антоний Левенгук открыл новый, неведомый ранее, фантастический мир мельчайших существ. Совершенно незримые и не известные никому от начала времен они жили в капле воды. Это были своего рода звери, в продолжение веков терзавшие и истреблявшие целые поколения людей, которые в десять миллионов раз крупнее их самих. Это были существа более ужасные, чем огнедышащие драконы и чудовищные многоголовые гидры. Это были тайные убийцы, губившие детей в теплых люльках и королей в защищенных дворцах. Это был невидимый, скрытый, но неумолимо жестокий, а порою и дружественный мир. Левенгук заглянул в этот мир первым! Это был великий день Антония Левенгука.

Трудно представить восторженное, близкое к обмороку состояние простодушного голландца, первым увидевшего невинно резвящихся «ничтожных зверюшек». Так окрестил их Левенгук. Эти животные были ничтожно малы. И были слишком странными для того, чтобы можно было поверить в их подлинное существование.
Левенгук снова и снова смотрел на «ничтожных зверюшек». Он смотрел до тех пор, пока его пальцы, сжимавшие микроскоп, не сводило судорогой, а глаза не наполнялись жгучей влагой, появлявшейся при долгом напряжении зрения. Нет, это не обман. Вот они опять, и не только одна порода этих маленьких созданий. Вот и другие, покрупнее. Они движутся с большим проворством, потому что снабжены множеством тонких ножек. О, да тут есть еще и третий сорт. А вот и четвертый. Эти уж настолько крошечные, что трудно разглядеть их форму. Но они живые! Они плавают взад и вперед, покрывая большие расстояния в этом мире водяной капли, заключенной в маленькую трубочку. Что за ловкие создания!
«Они останавливаются, остаются на момент неподвижными, потом начинают быстро вращаться наподобие волчка, и их окружность не больше окружности мельчайшей песчинки», — писал Антоний Левенгук.
Откуда взялись в дождевой воде эти маленькие проворные чужестранцы? Упали ли они вместе с нею из облаков? Может, они залезли в воду с земли по стенке горшка?
«Я проведу новый опыт», — подумал Левенгук.
Он вымыл и хорошенько вытер винный стакан, наполнил его водой под стоком желоба на крыше. Из стакана Левенгук набрал крошечную каплю воды в стеклянную трубочку и поместил ее под линзу микроскопа. «Да, они здесь, эти ничтожные зверюшки. Они существуют даже в совершенно свежей дождевой воде». Впрочем, это еще ничего не доказывает. Зверюшки могли жить в желобе и быть смыты оттуда водой.
Левенгук взял большое «покрытое голубой глазурью» фарфоровое блюдо, чисто вымыл его и вышел под дождь. Он поставил блюдо на высокий ящик, чтобы грязь не попала на блюдо вместе с дождем. Первую воду он вылил, чтобы вымыть блюдо еще чище. Потом Левенгук осторожно набрал капельку воды в одну из тончайших трубочек и отправился с ней в лабораторию. Он посмотрел в микроскоп. «Да, доказано! В воде нет ни одного из маленьких созданий! Они не падают с неба!»
Но Левенгук сохранил дождевую воду. Час за часом, день за днем он рассматривал ее через микроскоп и на четвертый день увидел, что крошечные зверьки начинают появляться в воде вместе с пылинками и маленькими льняными волоконцами.

Левенгук был «великим скептиком». Трудно представить человека, который бы подвергал свои суждения такому же суровому контролю здравого смысла, как это делал Левенгук!
Написал ли он Королевскому обществу о том, что открыл новый, невидимый ранее мир живых существ? Нет! К чему спешить! Левенгук наводил линзу микроскопа на воду, выдержанную в закрытом помещении лаборатории; на воду из горшка, поставленного на самой верхушке дома; на воду из не особенно чистых каналов города Дельфта, а также на воду из глубокого холодного колодца в собственном саду. И повсюду находил зверьков. Ему никогда не надоедало смотреть, как «они оживленно вьются друг около друга, точно куча москитов в воздухе». Открытые Левенгуком существа были поразительны. Но этого ему было недостаточно. Упрямый голландец старался рассмотреть их поближе и уловить между ними причинную связь.

«От чего зависит острый вкус перца?» — задал однажды себе вопрос Левенгук. Подумав, высказал догадку: «Должно быть, на перчинках есть маленькие невидимые шипы, которые колют язык, когда ешь перец».
Существуют ли в действительности эти шипы? Левенгук начал возиться с сухим перцем. Он чихал и потел, но ему никак не удавалось получить такую маленькую перчинку, чтобы ее можно было поместить под микроскоп.
Левенгук положил перец на несколько недель в воду, чтобы он размяк. И только тогда с помощью двух тонких иголочек ему удалось отщепить крошечную, почти невидимую частицу перца и всосать ее вместе с каплей воды в свою тончайшую стеклянную трубочку.
Левенгук посмотрел в микроскоп. Там было нечто такое, что ошеломило даже этого смелого человека. Предполагаемые шипы на перчинках были сразу забыты. С захватывающим любопытством маленького мальчика он не отрываясь смотрел на потешное зрелище: «невероятное количество крошечных животных всевозможных пород быстро металось взад и вперед, из стороны в сторону и по всем направлениям». Так, Левенгук наткнулся на великолепный способ разведения маленьких «зверьков».
Вот теперь он может написать об увиденном в Королевское общество. В простых, безыскусственных выражениях Левенгук описал свое изумление. Красивым и крупным почерком он писал о том, что миллионы маленьких животных можно сложить в одну большую песчинку. Рассказал, что в одной капле перечного настоя, где животные быстро растут и размножаются, их содержится более 2 млн 700 тыс.
Левенгук отправил сообщение в Англию. Оно было прочитано в высоком собрании ученых и вызвало много шума. Как! Голландец говорит, что открыл таких маленьких животных, которых в одной капле воды помещается столько, сколько народа в их стране? Вздор!

Но некоторые из членов собрания не смеялись. Левенгук всегда отличался точностью. Все, о чем он писал, оказывалось вполне правильным. И голландцу был отправлен ответ с просьбой подробно сообщить, как он устроил свой микроскоп, и объяснить свои методы исследования.
Получив письмо, Левенгук оскорбился. Пусть земляки из родного города Дельфта смеются над ним сколько угодно — это неважно. Но Королевское общество... А он-то думал, что они настоящие философы! Что ж, описать ученым все подробно или хранить отныне все открытия про себя? «Сколько я работал и мучился, пока не научился смотреть в этот мир таинственных вещей. Сколько я перенес насмешек и зубоскальства от разных дураков, прежде чем усовершенствовал свой микроскоп и свои способы исследования!». Левенгук знал, что ученые из Королевского общества будут корпеть и стараться, чтобы опровергнуть существование его маленьких животных, точно так же, как он старался их открыть. Он был очень задет письмом из Королевского общества.
Левенгук ответил ученым длинным письмом. В нем он рассказал об инфузории (одной из сувоек), найденной им в стоячей воде. Письмо прочитали, и вновь ему не поверили: никто из англичан-микроскопистов не смог увидеть в свои плохонькие микроскопы описанных Левенгуком крошек. Уже порешили было, что голландец-любитель ошибся (а некоторые уверяли, что он обманщик), как на заседании 15 ноября 1677 г. президент Королевского общества Роберт Гук заявил, что ему удалось обзавестись наилучшим микроскопом и что при помощи его он разглядел в перечном настое множество мельчайших существ, живых и сложно устроенных. Впечатление от этого заявления было столь велико, что чинные мужи устроили настоящую толкучку возле гуковского микроскопа — всякому хотелось поскорее увидеть новый мир. Не забывайте, что девиз Королевского общества: «Не верь словам», а потому Гук — президентское звание обязывало — явился на заседание с микроскопом, чтобы быть верным этому девизу и «показать на деле». Составили особый протокол, его подписали Гук, Неэмия Грью (знаменитый ботаник и микроскопист тех времен) и другие не менее почтенные лица. Факт существования микроскопически малых живых существ был установлен твердо: подписанный протокол был тому достаточной порукой.

Это был день славы Левенгука. Спустя некоторое время Королевское общество приняло его в свои члены и прислало пышный членский диплом в серебряной шкатулке, с гербом общества на крышке.
«Я буду верно служить вам до конца своей жизни», — ответил Королевскому обществу Левенгук. Он держал свое слово и не переставая снабжал членов Королевского общества оригинальной смесью простодушной болтовни и научных открытий до конца жизни.
Но послать в Англию свой микроскоп! Нет! Ни за что на свете! Левенгуку очень жаль, но пока жив, он не может этого сделать. Королевское общество дошло до того, что командировало к нему одного из своих членов, доктора Молинэ. Он предлагал Левенгуку за микроскоп круглую сумму денег. Молинэ был уверен, что Левенгук уступит хотя бы один из микроскопов: в его лаборатории их стоят сотни. Нет!
Может быть, джентльмену из Королевского общества угодно что-нибудь посмотреть? Вот здесь, в бутылке, находятся в высшей степени интересные зародыши устриц, а здесь — замечательно проворные маленькие животные. И голландец приготовил для англичанина свои линзы, косясь в то же время одним глазом, как бы этот высокопочтенный посетитель к чему-нибудь не прикоснулся или чего-нибудь не стянул.
— Ваши инструменты изумительны!— восклицал Молинэ. — Они показывают в тысячу раз яснее, чем лучшие линзы у нас, в Англии!
— Как бы мне хотелось, сэр, — сказал Левенгук, — показать вам лучший из своих микроскопов и продемонстрировать свой особый метод наблюдения, но я держу это про себя и не показываю никому — даже членам своей семьи.

...Шли годы. Левенгук по-прежнему торговал в своей небольшой мануфактурной лавке и следил за тем, чтобы полы в ратуше были чисто выметены. Он становился все более угрюмым и подозрительным, все больше и больше времени проводил за своими микроскопами и сделал массу новых поразительных открытий.

Время шло, и мало-помалу о Левенгуке узнала вся Европа. Петр Великий приезжал из России засвидетельствовать ему свое уважение. Английская королева совершила путешествие в Дельфт исключительно для того, чтобы посмотреть в его микроскопы.

Антоний Левенгук разоблачил множество суеверий и наряду с Исааком Ньютоном и Робертом Бойлем стал одним из самых уважаемых членов Королевского общества. Но все эти почести не могли вскружить голову Левенгуку: он и сам был достаточно высокого мнения о себе. И все же безграничное самомнение Левенгука уравновешивалось таким же бесконечным смирением, когда он думал о великой тайне, окружавшей его и все человечество.

«Я отнюдь не намерен упрямо носиться со своими идеями и всегда готов от них отказаться, если для этого представляются достаточно солидные основания. Подобный образ действий я считаю для себя единственно правильным, поскольку моей целью является познать истину в тех пределах, в каких я в состоянии ее охватить. И с помощью того небольшого таланта, который мне дан, я стараюсь лишь вырвать мир из власти старых, языческих суеверий и направить его на путь знания и истины».

Левенгук был поразительно здоровым человеком. В восемьдесят лет его рука лишь чуть заметно дрожала, когда он придерживал микроскоп, показывая своих маленьких зверюшек.
Он был прекрасным демонстратором. Левенгуку очень нравилось слышать ахи и охи людей, главным образом ученых, которым он разрешал рассматривать свой еле видимый фантастический мир.

Но Левенгук не был учителем. «Я никого никогда не учил, — писал он знаменитому философу Лейбницу,— потому что, если бы я стал учить одного, мне пришлось бы учить и других ... Мне пришлось бы отдать себя в рабство, а я хочу оставаться свободным человеком». «Но искусство шлифования линз и наблюдения над открытыми вами маленькими созданиями исчезнут с лица земли, если вы не будете обучать ему молодых людей», — ответил Лейбниц.
«Профессора и студенты Лейденского университета уже много лет тому назад были заинтересованы моими открытиями; они наняли себе трех шлифовальщиков линз для того, чтобы они обучали студентов. А что из этого вышло? — писал в ответ упрямый голландец. — Насколько я могу судить, ровно ничего, потому что конечной целью всех этих курсов является или приобретение денег посредством знания, или погоня за славой с выставлением напоказ своей учености, а эти вещи не имеют ничего общего с открытием сокровенных тайн природы.»

В 1723 г., лежа на смертном одре в возрасте девяноста одного года, Левенгук послал за своим другом Гугли. Он не мог уже поднять руки. Когда-то блестящие глаза Левенгука были подернуты мутной пеленой. Он еле слышно прошептал:
— Гугли, друг мой ... будь так добр перевести ... эти два письма на столе ... на латинский язык ... Пошли их в Лондон ... Королевскому обществу...
Отправляя эти последние письма, Гугли сделал к ним следующую приписку: «Япосылаю вам, ученые милорды, этот последний дар моего покойного друга в надежде, что вам приятно будет услышать его заключительное слово».
 

Литература

1. Жизнь животных. Т.1 / Под ред. Ю.И. Полянского. — М.: Просвещение, 1987.
2. Крюи Поль де. Охотники за микробами / Пер. с а нгл. О.Червонского. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2001.
3. Плавильщиков Н.Н. Очерки по истории зоологии. — М.: Учпедгиз, 1941.


С.В. СУМАТОХИН, доктор педагогических наук,
Московский городской педагогический университет